Книга Царствование Розы, страница 22 – Кейт Голден

Эти звуки я уловил еще несколько миль назад, но шел до тех пор, пока не начался такой сильный ночной холод, что дыхание у меня замерзало в воздухе, едва вырвавшись из ноздрей. С последними лучами заката эта полусгнившая тачка возникла передо мной, словно мираж в ледяной пустыне. Теперь я сижу за ней, и все, что стоит между мной и тем, что там крадется — это груда трухлявой, изъеденной термитами древесины.

Вновь хрустнула ветка, а следом донесся шелест редких сосен. Ветер завывал у меня за спиной, и я натянул капюшон, защищаясь от его ледяных укусов. Каждый новый слой снега, просачивавшийся сквозь толстую зимнюю кожу и плащ на меховой подкладке, приближал меня к обморожению.

Не издав ни звука, я встал и обнажил меч. Лунный свет сверкнул на его блестящей поверхности. Яркая урожайная луна. По какой-то необъяснимой причине потустороннее сияние, отразившееся в моей стали, заставило мою грусть сжаться.

Томный стон, когда что-то прорвалось через линию деревьев, был моей единственной подсказкой.

И затем она Ее ноги, уродливые и вывернутые назад, с трудом волочились по снегу. В свете полной луны я разглядел ее лик, скрытый под пластом спутанных седых волос.

Снежный врейт.

Я попятился по обледеневшим камням, с сердцем, вставшим в горле.

Кожа, казалось, натянулась до предела, обнажая каждую мышцу. Дыхание стало коротким и прерывистым, разрывая легкие изнутри грубыми движениями.

Я никогда особо не сочувствовал смертным — не по злобе, просто такая мысль мне в голову никогда не заглядывала. Но теперь… я навсегда иначе буду смотреть на любого смертного. То, что они просыпаются каждое утро живыми, — настоящее чудо.

Пытаясь нащупать кинжал в голенище, я с размаху перелетел через ту самую тачку, что должна была стать моей защитой. Врейт¹⁶ издала стон, и ее неестественно разверстая пасть скрипнула, искаженная яростью. Пальцы впились в рукоять. Может, метнуть прямо в голову…

Прежде чем она успела приблизиться, я направил кинжал прямиком в ее голову

И промахнулся на милю, мой клинок утонул в груде свежего снега. Скелетообразная нежить даже бровью не повела.

Бля. Ни силы Фейри. Ни меткости Фейри. Я полагался на свои способности всю свою жизнь — я не был уверен, кем я был без них.

Я крепче сжал рукоять длинного меча. Ледяной клинок не дрогнул, даже когда моя собственная смертность отяжелела в моей руке. Этот простой меч — выкованный из грубой стали и направляемый ныне человеческой рукой — был всем, что стояло между мной и неживой ведьмой, жаждущей моей души.

Именно такими люди всегда и представляли врейтов. Ведьмами, принявшими ужасную, нечеловеческую смерть. Которые кричали в агонии так пронзительно, что этот исступленный, предсмертный вопль эхом отдался в их вечном существовании.

Врейт передо мной испустила новый животный рев, ее уродливые ноги заковыляли ко мне, и я убедился: предания правдивы. Древняя, яростная и несчастная. С высунутым языком и седой, шелушащейся кожей. Ее потрепанный временем пояс и ожерелье из человеческих косточек. Варварский обычай — так она носила украшения из своих жертв.

Когда она бросилась на меня, я вонзил меч прямо в ее сердце. Четко и без колебаний. В моей позе не дрогнул ни один мускул, несмотря на ледяной воздух, разрывавший мои ноющие легкие.

Врейта взвыла. Ее чернильный рот искривился, и длинный серый язык дернулся. Я провернул клинок и всадил его глубже, разрезая хрупкую кость и старую, кожистую ткань.