Книга Светоч Йотунхейма, страница 112 – Елизавета Дворецкая

– Кто ты? – дрожа от волнения, спросила она.

– Не угадаешь, йомфру Рагнхильд? – немного глуховато из-под личины спросил гость.

В голосе его звучала мягкая усмешка, и даже по этим немногим словам делалось ясно: это человек уверенный в себе.

– Но как я могу…

Мысль Рагнхильд металась от одного знакомого к другому, но не находила подходящего человека. Это точно не ее отец, не Сигурд Олень, – но кто же?

– Если не угадаешь, можешь звать его просто… Сварт – Черный, – многозначительно подсказал Фьёр.

– Нет, девушка угадает, – возразил человек в личине. – Нетрудно тебе вспомнить, кому важно, чтобы ты благополучно вернулась домой.

– Ты ведь не мой отец.

– Нет, – качнул головой он.

– И не брат! – Рагнхильд слегка засмеялась: незнакомец был куда выше и сильнее Гутхорма.

– Нет. Но ведь есть человек, которому ты дорога не менее, чем отцу и брату. Тот, кто желал провести всю жизнь вместе с тобой.

Ей померещилась нежность в его голосе, когда он произносил эти слова, как ни мало это чувство подходило к черному лицу.

– Ох! – Рагнхильд прижала руку ко рту. – Неужели… Рёгнвальд конунг?

Незнакомец слегка поклонился, подтверждая ее догадку.

– И ты пришел сюда за мной?

Рагнхильд широко раскрыла глаза: вот чего она не ждала от Рёгнвальда, так это подобной отваги, что позволила бы ему пробраться в сам Йотунхейм!

– Ну конечно! – невозмутимо подтвердил гость. – Разве мог я допустить, чтобы моя желанная невеста пропала… попала в руки троллей?

– Неужели…

Рагнхильд смотрела на него во все глаза. Рост и сложение были такими, какие она запомнила, но она никак не могла увидеть того Рёгнвальда, которого запомнила, в этой черной фигуре.

– Как же ты сюда прошел? Пробрался через тролльборг – после меня и Хаки?

– Нет, у меня для этого был свой путь. Мне помогли кое-какие мудрые люди. Я пришел за тобой. Ты помнишь, как твой отец сказал: кто вернет домой Рагнхильд, получит ее в жены в тот же день? Нет, ты не могла этого слышать, ты ведь уже была в троллебогге. Но Сигурд Олень так сказал. А поскольку я сильнее всего на свете хочу получить тебя в жены, я сделаю все, лишь бы вызволить тебя отсюда.

– Ну если уж ты явился сюда как жених, мы можем, я думаю, хотя бы предложить тебе сесть! – решила Матушка Идис. – Идите к столу, одна добрая женщина как раз приготовила для вас печеный бараний бок!

Гудфинна из Эйя-фьорда очень удивилась бы, если бы могла увидеть, что кусочек баранины, брошенный ею в очаг в жертву дисам, будучи переложен на медное блюдо, превратился в бараний бок целиком! В доме Матушка Идис любая еда обладала драгоценным свойством: сама подстраивалась под потребности едоков. На столе расставили несколько серебряных чаш – Торхильд, Сванлауг, Гро и Хильд – и те сияли, как маленькие луны.

– Может, ты снимешь личину? – неуверенно предложила Рагнхильд, когда мужчины сели за стол. Уж очень ей хотелось увидеть лицо Рёгнвальда и убедиться, что это правда тот человек, с которым она встречалась в отцовской усадьбе. – Уверяю тебя, здесь безопасно, а если тролли появятся где-то поблизости, нас предупредят.

– Не стоит мне этого делать. Та мудрая женщина, что направила меня сюда, советовала не снимать личину, пока я не вернусь в Средний Мир. Личина защищает меня от злых чар.

Гость и сам с удовольствием снял бы личину: в то время как Фьёр азартно вгрызался в бараньи ребра и только отбрасывал одну за другой до блеска очищенные кости, ему приходилось отрезать ножом маленькие кусочки мяса и хлеба и просовывать в ротовое отверстие личины. Рагнхильд сидела напротив и не столько ела, сколько приглядывалась к нему. Этот гость назвал себя Рёгнвальдом Достославным, но это имя не шло ему. Не таким она запомнила своего недавнего жениха, хотя сейчас видела так мало, что не могла уверенно судить. На виду оставались только его руки, но этого ей хватило, чтобы усомниться. Кисти более узкие, пальцы длинные и жилистые, кожа чуть смуглее и более загрубелая, если ее не обманывает играющий свет серебряных чаш на столе. И голос… чуть более глухой и низкий. Может быть, личина глушит и меняет голос, но сама речь его сделалась иной. Прежде Рёгнвальд говорил неспешно, в каждом его слове слышалось безмятежное самодовольство, уверенность, что весь Средний Мир подождет, раз ему некуда спешить. Теперь же в этом голосе звучала уверенность, выдававшая нрав твердый и деятельный, взгляд, устремленный вовне, на друзей и врагов, а не на собственные совершенства.