Книга Светоч Йотунхейма, страница 88 – Елизавета Дворецкая

– Виделись, – мрачно сказал Фьёр. – Однажды. Я уже почти заманил в камень тех девушек, и они обе могли бы быть мои. Но появился этот ползун и все испортил.

Заманил в камень… Хаки вспомнил. Когда он после Середины Зимы приехал в Сигурдову усадьбу… Перед этим они с Ульв-Хареком собирали войско для Эйстейна конунга, но попали в засаду. Ульв-Харек оказался в плену, а Хаки пришлось отступать. Он приехал к Сигурду, чтобы там встретиться с Эйстейном, и увидел, как некто из камня тянет туда Рагнхильд и ее подружку Элдрид… Тогда он не успел толком рассмотреть жителя камней, но и правда: рост, сложение, лицо – все в нем напоминало Ульв-Харека. Только волосы слишком длинные и слишком рыжие, голос чуть выше, и разговаривает он снисходительно.

Так это не Ульв-Харек! Это тролль, скальный житель, только почему-то очень похожий на старшего Вестейнова сына. Небось украл его облик, чтобы морочить Хаки, а сам страшнее вот этой образины!

Но старый тролль почему-то твердит, что они братья! Значит, это все-таки Ульв-Харек? От такой путаницы пошла бы кругом голова и у людей поумнее, чем Хаки Ночной Берсерк.

– Это был ты – там, у камня! – воскликнул Хаки, сам не понимая, кого винит.

– Это был я. И ты мне помешал! – Фьёр положил руки на пояс и принял угрожающий вид. Щека его распухла, на ней виднелась кровавая рана от укуса, кровь сохла в бороде и на руках. – Но теперь-то я с тобой посчитаюсь!

– Не вздумай даже глядеть в сторону Рагнхильд! – Хаки снова попер на него грудью. – Она моя! А ты, гнида рыжая…

– Довольно!

Женский голос прозвучал, как удар по ледяному железу. Хаки вдруг ощутил, что все его тело заледенело, что он не может шевельнуться. Это чары, невидимые оковы!

С трудом ему удалось чуть скосить глаза. Возле Фьёра появилась женщина – немолодая, худощавая, с лицом когда-то красивым, а теперь исхудавшим и покрытым сеткой морщин. Седые волосы не помещались в большой пучок на затылке и спускались густыми прядями до самой земли. Платье на ней было королевское – малинового шелка с золотой вышивкой, золотые украшения на шее, на руках были столь многочисленны, что, казалось, обременяли ее, как оковы. Льдисто-голубые глаза с бледно-серого лица взирали на Хаки со злобой и досадой.

– Что ты стоишь, старое чудовище, потешаешься, когда какой-то выползок наседает на твоего единственного сына! – напустилась она на старого тролля. – О Матерь Ангрбода! – Она взглянула на Фьёра. – Дитя мое, что это с тобой?

– Он меня укусил! – Фьёр обвиняюще ткнул пальцем в Хаки.

– Укусил? – Королева не поверила своим ушам. – Да я сейчас… заставлю его съесть собственную руку! Палец за пальцем! По самый локоть!

И едва она это сказала, как Хаки ощутил, что его правая рука сама собой поднимается к лицу, рот открывается, пальцы влезают в рот, а зубы впиваются в них и начинают грызть! Он грыз и одновременно пытался вопить от боли; он грыз и вопил, не в силах перестать делать ни то, ни другое. Кровь обожгла ему рот – его собственная кровь, ярко-красная; она вытекала изо рта и падала на грудь. От боли и ужаса его повело, он упал, ушибся всем телом о каменистую землю, но не мог перестать грызть свою руку. Кость хрустнула в зубах…

– Стой, хватит! – рявкнул старый тролль. – Уймись, Мальфрид!

Хаки издал громкий вопль – неведомая сила больше не заставляла его сжимать зубы на собственных пальцах. Он обхватил правую кисть левой и стал раскачиваться, не в силах одолеть боль, жуть и отвращение. Прерывал он вопль только для того, чтобы отплеваться, – казалось, рот полон собственной крови, а в зубах застряли ошметки собственной плоти.