Книга Светоч Йотунхейма, страница 91 – Елизавета Дворецкая

– Что, ужин еще не готов? – бодро спросил Микиль-Тролль. – Постарайся, женушка, ведь впервые с нами сядут за стол оба наших сына!

– Жаль, что одного из них не сожрала Матушка Жуть! – хмуро бросила Мальфрид. – Лучше бы он к ней отправился на ужин.

– Почему же ты так не добра к собственному родному сыну? Ведь это он, – Микиль-Тролль показал на Хаки, – наша с тобой плоть и кровь!

– И это большое несчастье! – прямо ответила Мальфрид. – Глаза б мои его не видели – уж очень он похож на тебя, старая ты образина!

Микиль-Тролль только расхохотался. Видно, супружеские нежности в его жизни именно так и выглядели.

– Садись, сынок! – Тролль показал Хаки на скамью. – Теперь это твой дом, и ты имеешь право греться у нашего очага!

Хаки сел на край лавки – ему пришлось подтянуться, чтобы на нее запрыгнуть, и ноги его не доставали до пола. Однако он чувствовал себя так, будто сидит на божественном престоле, и на Фьёра он глянул свысока – во всех смыслах.

– Как жаль, что Вестейн бонд был так слеп! – произнес Фьёр. – И не задушил гаденыша в колыбели, разглядев подмену.

Хаки вспомнил, как Ульв-Харек не раз сожалел, что его младшего брата не унесли в лес еще младенцем.

– Ты потише! – бросил Хаки. – Это я – настоящий сын Микиль-Тролля и внук двух конунгов. А ты – самозванец. Просто жалкий подкидыш! Ты был рожден ухаживать за свиньями. Твоя доля – сидеть у порога и глодать кости.

– Я тебя… – Мальфрид угрожающе подняла поварешку, и у Хаки екнуло сердце – он-то знал, что она может сделать.

– Не надо, матушка! – Ее остановил Фьёр. – Я уже взрослый и сам за себя постою. Но я не так глуп, чтобы драться с этой лягушкой за каждый квак.

– Ты взрослый сын бонда, – с торжеством бросил Хаки.

Он едва сдерживал желание поболтать ногами, как детстве, когда дразнил Ульв-Харека – тогда еще просто Харека, – сидя на ограде и стараясь не упустить миг, когда в руке у того окажется камень.

– Ты мой сын, что бы ни случилось! – сказала Фьёру Мальфрид, и в ее строгом голосе прозвучала болезненная нежность. – Ты прекрасен, я полюбила тебя в тот миг, как впервые увидела, и буду любить, пока жива!

Фьёр опустил голову. Сегодня он впервые услышал эти слова от своей величавой матери – когда уже узнал то, что не обесценило ее любовь, но очень сильно усложнило.

– И я всегда буду тебе благодарен, матушка, – тихо сказал он, не глядя на Хаки и, кажется, уже забыв о нем. – Я слишком тебе обязан: ты – королева, растила сына бонда… Простого бонда из Хадаланда…

– Вот именно! – с удовольствием подтвердил Хаки.

– С этим нелегко смириться, когда всю жизнь привыкал считать себя потомком королей. Но кое-какое в этом есть и преимущество…

Фьёр замолчал, как будто не мог сыскать этого преимущества. Мальфрид отбросила поварешку, подошла и прижала к себе его голову. Фьёр зарылся лицом в ее передник, как маленький мальчик, и прошептал, так что не услышала даже она:

– Ведь я – человек… Как и ты…

Плюх!

Рагнхильд чуть вздрогнула от неожиданности, хотя уже почти привыкла к этим звукам. Как и к тому, что последует за ним.

– Козье молоко! – раздался сверху женский голос, и одновременно одна из медных чаш на длинной полке ярко вспыхнула густо-желтым светом. – От Сальдис из усадьбы Горная Роща!

– Чего-то хочет? – прокричала из глубины дома Матушка Идис.