Книга Светоч Йотунхейма, страница 90 – Елизавета Дворецкая

– Нет, сынок! Ты здесь принял твой истинный облик! – с торжеством пояснил Микиль-Тролль, ухмыляясь во всю пасть.

– Но я человек! – возмутился Хаки.

– Только наполовину. Ты же мой родной сын.

– Что?

Хаки сел на землю. Ощутив, что боль исчезла, вытащил руку из воды и уставился на нее – раны закрылись, оставив только розовые шрамы на пальцах. Пошевелил пальцами – было не больно, лишь иголочки онемения немного покалывали.

– Что ты плетешь? – Он снова взглянул на Старого. – Как я могу быть твоим сыном? Ты же тролль! Не хочешь же ты сказать, что моя мать путалась с троллем!

– Если говорить прямо, то так и было: твоя мать спуталась с троллем, хоть и не по своей воле. И это вовсе не Гудрид, которая тебя вырастила, а моя законная жена. Когда у моей жены родился ребенок, я отнес его в одну усадьбу в Хадаланде, где в ту же ночь родился мальчик. И поменял вас. Мой родной ребенок – это ты – с тех пор жил в светлом мире людей, грелся на солнце, ел вкусную пищу. А ребенка Гудрид и Вестейна я принес жене, она очень ему обрадовалась. Ей казалось, что он куда красивее нашего. Она его и вырастила.

– Это кто?

– Ты его сегодня видел, вы даже подрались. – Микиль-Тролль хмыкнул. – Уж очень вы оба неукротимые!

– Это… Фьёр? А как же… – Хаки попытался сообразить, кто же на самом деле приходится ему братом. – Значит, Фьёр – родной сын моих роди… то есть Вестейна? Вот почему он так похож на Ульв-Харека! – Осенило его. – А я-то думаю: как он такие волосы успел отрастить… и стать рыжим? То есть он мне не брат! Ни тот, ни другой!

– Вы братья и с тем, и с другим, – поправил его Микиль-Тролль. – Ульв-Харек – твой приемный брат. А Фьёр – сводный. Потому что вы оба – мои сыновья, только ты родной, а он – приемный.

Хаки не понял смысла этого рассуждения и замотал головой: ему не хотелось быть братом ни Фьёру, ни Ульв-Хареку.

– Но кто тогда моя мать, если не Гудрид?

– Мальфрид. Ее ты тоже видел. Что поделать – она любит того ребенка, которого вырастила.

– Но ведь Мальфрид – дочь конунга, прежнего Эйстейна! И сестра нынешнего! Значит я – из рода конунгов? – Хаки сам себе не верил.

– Ты из рода двух конунгов! – с торжеством поправил Микиль-Тролль. – Твой дед по матери – человеческий конунг Хадаланда, а я, твой отец, – конунг в Йотунхейме!

Некоторое время Хаки сидел, уставившись в пространство и хлопая глазами. Мало кто сумеет быстро принять такие открытия: что он и не человек вовсе, но зато куда более знатного рода, чем привык думать.

– Если так… Стало быть, я гожусь в мужья Рагнхильд ничуть не менее, чем этот напыщенный хряк из Вестфольда!

– Ну конечно! Потому я и заманил ее сюда. Отдохни, и мы отправимся ее искать! Девушка куда-то скрылась из тролльборга, но далеко не уйдет.

Впервые в жизни увидев свой настоящий родной дом, Хаки лишился дара речи. Тот стоял на склоне горы, такой огромный, что, казалось, он не опирается на гору, а сам ее подпирает. Сложенный из громадных валунов, с зеленым дерном на крыше, он больше напоминал пригорок, чем творение чьих-то, хоть и нечеловеческих, рабочих рук. Входная дверь, обрамленная тем же камнем, была такой высоты, что всадник легко в нее въехал бы, не пригибаясь. Внутри вся утварь – стол, лежанки и лавки – была сделана из еловых бревен, целых или расколотых пополам. Шкуры медведей и лосей на этих стенах казались не больше собачьих. В длинном очаге, обложенном камнем, можно было зажарить на вертеле целую оленью тушу. Глянув на эти вертела, Хаки содрогнулся, вспомнив, как Матушка Жуть собиралась и его пристроить на такой. В очаге горел огонь синего цвета, над ним висел огромный закопченный котел, и в нем что-то бурлило. У очага стояла уже знакомая Хаки королева Мальфрид с большой поварешкой в руке. К платью малинового шелка она добавила изрядно замызганный передник, но золотых браслетов и колец не сняла. Фьёр сидел, скрестив ноги, на полу, на расстеленной шкуре, и вид у него был понурый. Правда, рана на щеке уже исчезла, оставив шрам полукольцом, – видно, у Мальфрид имелись свои способы быстрого заживления.