Книга Светоч Йотунхейма, страница 93 – Елизавета Дворецкая

Опомнившись, Рагнхильд тряхнула головой – можно вечно смотреть, не насмотришься, но дела сами себя не сделают. У старухи имелась скотина – овцы, козы и коровы со шкурами синего цвета паслись по всему окрестному лесу. Но Рагнхильд не приходилось ни доить их, ни готовить еду. Еда и питье – молоко, пиво, мед, сыворотка, отвары ягод и настои трав – сами падали ниоткуда в драгоценные сосуды на полке. Ей нужно было забрать их и перенести в погреб. Иногда Матушка Идис приказывала ей оставить то или другое, и они ели вдвоем, сидя у очага, где горело яркое синее пламя, обходившееся без дров.

Погреб выглядел как скальный выступ на поляне, но Рагнхильд с упорством, которое со стороны казалось безумием, направлялась к пустому склону. Когда ей оставалось несколько шагов, в склоне обозначилась низкая дверь и даже сама распахнулась перед ней. Рагнхильд подозревала, что сторож там есть, только он совсем невидимый. Она спустилась по трем широким ступеням. В погребе рядами тянулись полки и уходили в темноту. Она вылила козье молоко из горшка в бочку с таким же, в другой бочонок положила сыр. По вечерам – когда здесь наступит вечер, решала сама Матушка Идис – собирались ее «дочки», и она раздавала им эти припасы. Молодые женщины, казавшиеся Рагнхильд все на одно лицо, в одинаковой белой одежде, молча забирали свою долю и исчезали невесть куда, а где-то на хуторах и в усадьбах исполнялись желания тех женщин, что прислали дары.

А ведь еще лепешки! Сванхвит ждет. Все волшебные чаши Матушки Идис имели свои имена и проводили время за неумолчной болтовней. Рагнхильд подозревала, что раньше эти души принадлежали живым женщинам, а после их смерти попали сюда. И она бы не удивилась, если бы оказалось, что все эти женщины были королевами. Они и нравом различались: одни были разговорчивы, другие молчаливы, одни надменны, другие приветливы.

Выйдя из погреба, Рагнхильд обнаружила, что на поляне ее кое-кто ждет. В первый миг при виде рыжего оленя с целым кустом рогов она отшатнулась назад и даже хотела снова спрятаться в погребе, но олень низко наклонил голову, будто кланялся ей, и провел перед собой копытом по земле. Рагнхильд задержалась. Она уже поняла: в этом мире любая вещь, любое существо может оказаться вовсе не тем, чем выглядит. Олень преграждал ей дорогу к дому, и она стояла, разглядывая его. Рыжий как медь, стройный, он кивал ей, будто приглашая к разговору.

– Что тебе нужно, дружок? – неуверенно просила Рагнхильд. – Жаль, здесь нет моего отца – он понимает звериный язык, а я, увы, нет. Ты хочешь какого-нибудь угощения? Я не могу ничего тебе дать без разрешения Матушки Идис, ведь все эти лепешки не мои…

Олень сделал несколько шагов к ней, величественно переступая тонким черными ногами, и снова наклонил голову. Рагнхильд боязливо протянула руку и погладила рыже-бурую шерсть у него на шее. Она уяснила: в этом мире любое действие может иметь непредсказуемое последствие. Если олень предложит ей сесть ему на спину, этого делать не следует: умчит, а кем потом обернется? Но трудно было удержаться от искушения хотя бы погладить такое благородное и красивое животное. Глаза у него умные совсем по-человечески и в отсветах неба отливают зеленым, как самоцветы в ее перстне.

И едва подумав от этом, Рагнхильд обнаружила, что перед ней не олень, а человек, и ее рука лежит в руке мужчины. В изумлении Рагнхильд вытаращила глаза: где-то она уже видела это продолговатое лицо с близко посаженными глазами и острым носом, довольно красивое. Единственное, что его портило – розовый полукруглый шрам на щеке, частично уходящий под опрятную рыжеватую бороду. Зато волосы были роскошные: темно-рыжие, как шкура оленя, они спускались ниже пояса, частично заплетенные в косички, частично распущенные. Среди темных прядей попадались золотистые, более светлые, и небесный «холодный огонь», теперь желтый, бросал на них красивые отблески, словно посыпая звездной солью.