Книга Сошествие в Аид, страница 102 – Хейзел Райли

— Зачем?

Мы долго смотрим друг на друга. И я пытаюсь понять: он отчаянно ищет достойную причину и не находит? Может, сделал это, не отдавая себе отчёта. Может, это банальная история «ты — девушка, я — парень». Может, он сошёл с ума — и сейчас врежет мне всё, что не врезал раньше. Я не знаю. Мне нужен чёртов ответ.

Он прикусывает губу и склоняет голову, прядь падает на лоб.

— Понятия не имею. Но надеюсь, что оно того стоило.

Я хмурюсь:

— «Надеешься, что стоило» — это как?

Он пожимает плечами. Вот так — оставляя меня с фразой, в которой есть всё и ничего сразу, и звучит она скорее плохо, чем хорошо. Конечно, стоило. Он отказался меня калечить ни за что.

Смирившись, что он ничего не скажет, я нарушаю тишину первой:

— Можно вопрос?

— Мх.

— Если бы Аполлон не вмешался, ты смог бы сыграть удар по мне?

Он колеблется:

— Нет. Скорее всего, я бы причинил тебе боль.

— Если бы Аполлон не вмешался, ты продолжил бы? Рискнул бы?

— Что, по-твоему, мне оставалось, Хейвен?! — срывается он, хватает меня за руку и стискивает запястье.

Я замираю, моргаю часто-часто — злость подступает. Высвобождаю руку и отползаю по холодному полу.

— То, что сделал твой брат. Два раза.

Он горько усмехается, качая головой:

— То есть спасать тебе задницу за твой же кривой выбор? Так в жизни не работает, Хейвен. Когда ты принимаешь решение, от которого тебя отговаривают все вокруг, и оно оказывается дерьмовым, ты несёшь ответственность.

К несчастью, это правда. И правда то, что игры Афины — это голая, ничем не оправданная жестокость. Хайдес приглашал домогателей и шантажистов. Она — меня. По личным, детским причинам. Я ошиблась, согласившись, но её игры — нечестны.

— Тогда почему Аполлон сделал это, а ты — нет? Он считает иначе?

Это становится последней каплей. Воздух тяжелеет; ярость Хайдеса обрушивается на меня сильнее, чем удар, который он мог нанести.

— Я сделал всё, что мог, чтобы тебе помочь, Хейвен! И тебе всё равно мало. Потому что ты всегда хочешь больше, чем тебе положено. Я тебе ничего не должен, ясно? Ни хрена! То, что я не отказался бы переспать с тобой, не значит, что ты мне нравишься. Так что завязывай. Ты — единственная, кто вышел сухой. Ты — единственная, кого не ждут последствия. В отличие от меня: меня ждёт кое-что куда хуже, чем удар брата. — Он глотает воздух, вывалив на меня всё это за один присест. — Поэтому заткнись и скажи спасибо.

Его слова звенят у меня в голове. Как бы я ни пыталась их вытолкать, они снова и снова протискиваются в мысли, чтобы грызть и добивать.

Я должна бы разозлиться, но меня накрывает унижение и тоска. И — как всегда — любопытство. Моя проклятая любопытность, из-за которой я задаю вопрос, которым стоило бы подавиться:

— О каких последствиях ты говоришь?

Он таращит на меня глаза — наполовину в неверии, что я опять лезу не в своё дело, наполовину с ожидаемой ухмылкой: он знал, что я спрошу.

— Не твоё дело.

Он отворачивается, пряча лицо.

— Если из-за меня у тебя будут проблемы, это моё дело. Прости. Лучше бы ты меня ударил, честно.

Это заставляет его снова посмотреть на меня. Он изучает меня так, будто хочет поверить — и не может.

— Иди спать, Хейвен.

Потом резко встаёт и, метнув пакет со льдом в сторону импровизированной кухоньки, попадает в стену. Я остаюсь сидеть на полу, сердце колотится.