Книга Сошествие в Аид, страница 223 – Хейзел Райли

— «Зелье Пейто. Это греческая богиня, олицетворяющая убеждение и соблазн».

Ничего хорошего. А по злой улыбке Афины становится ясно: всё может быть ещё хуже, чем я думаю.

— Правда, — объявляет Афродита. — Сердце хрупко. И самая страшная его болезнь — это нежелание признать, кому ты на самом деле хочешь быть верным.

Она складывает листок и возвращает его в шкатулку. Потом откупоривает флакон и протягивает Ньюту. Тот выпивает залпом, не моргнув. Афродита ждёт спокойно, переплетает пальцы на коленях, облизывает губы:

— Что ты делал в субботу ночью, Ньют?

Суббота. Когда я была на Зимнем балу у Лайвли. Я не слышала брата — он не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Я думала, он злится. И наверняка злился. Но сейчас, видя, как его тело каменеет и лицо теряет краску, я начинаю бояться ответа.

— Я был с Лиззи, — шепчет он.

— И?.. — подталкивает Афродита.

— Я ответил на твой вопрос.

Черты лица Афродиты каменеют, и от этого её красота становится опасной:

— Я спросила, что ты делал, а не с кем был. Твой ответ неполный, Ньют.

Брат косится на Джек у себя под боком. Я и не заметила, что у неё лицо ещё более печальное, чем у него.

— Мы занимались сексом.

Слова висят в воздухе над нашими головами — кажется, я даже слышу противное эхо. Не знаю, у остальных та же мысль или нет, но у меня — да: почему вопрос Афродиты был таким прицельным? Будто она и так знала ответ, просто хотела, чтобы мы тоже узнали.

Стоит мне встретиться взглядом с одной-единственной парой глаз — и я понимаю, что ошиблась. Она не для нас это вытягивала. Для одной конкретной персоны.

— Я просила тебя провести время вместе, — произносит Джек без интонаций. — А ты ответил, что переживаешь за сестру и пойдёшь спать. А сам был с Лиззи?

— Интересненько, — комментирует Лиам.

Я пихаю его локтем. Гермес кивает на него, мол, согласен.

Никто не решается издать ни звука — лишь бы не пропустить, что скажет Ньют. Брат теребит пальцы, не в силах смотреть ни на кого в комнате.

— Я соврал, да, — признаётся он.

Джек отползает от него, перебирается ближе к Гермесу. Сворачивается клубком, прижимая колени к груди.

Афродита не знает жалости — по крайней мере, до сегодняшнего дня я думала иначе. Она протягивает шкатулку Джек, вынуждая её выбрать ампулу. Джек мнётся, будто уже не хочет играть, но поздно: подписалась — значит, играешь. Не раздумывая, вытаскивает зелёный флакончик. Там тоже записка. Она откупоривает, осушает, не скрывая маленькой гримасы.

— Зелье Эдилого. Бога сладких шёпотов и лести, — объявляет Афродита, устраиваясь поудобнее. — Правда. Забавно, что сердце нельзя сломать, и всё же «ты разбил мне сердце» — один из самых частых оборотов. Стоит замешкаться — и ты падаешь, ломаешь кость. Но сердце в безопасности. Пока не встретишь того, кто вырвет его из груди и швырнёт на пол. — Она складывает листок, подвязывает обратно к горлышку и бережно убирает к остальным. — Расскажи нам о последнем человеке, которому ты сказала «я тебя люблю», Джек.

Джек застывает, как статуя. Я даже слежу за её грудной клеткой — дышит ли. Шевелится еле заметно. Глаза округлились, хотя куда выигрышнее было бы сыграть привычное «мне всё равно». А она в этом мастер.

— Джек, отвечай, — приказывает Афродита.

Гермес уставился на мою соседку по комнате с неожиданным азартом — будто почуял там что-то очень забавное.