Книга Похоронные дела Харта и Мёрси, страница 162 – Меган Баннен

– А ты любил маму? – голос Харта стал еще более юным.

Привратник скривил тонкие губы.

– Конечно, любил. И люблю. Она теперь дома. Она вернулась ко мне.

– Я ее видел.

– Я знаю.

– Я так по ней скучаю.

– И это тоже знаю.

Харт всматривался в отца, впитывал его, сердце билось и сращивалось обратно снова и снова. Солнце ушло за горизонт, по одной стали загораться звезды. Привратник смотрел вокруг, будто мог объять взглядом весь мир далеко за пределами видимого Харту. Когда Привратник вновь обернулся к сыну, его голова повернулась назад, показывая Харту второй лик, с глазами бледными и бесцветными, как утреннее небо в пасмурный день.

– В общем, все эти души в итоге застряли в Танрии – и это понятно. Их нельзя было отпустить болтаться по миру смертных, но благодаря мне и Дедушке Кости в Дом Неведомого они тоже не могли войти как полагалось, так что застряли в единственном месте, которое располагается между жизнью и смертью. Проблема в том, что душе без тела очень непросто в вашем мире. Через некоторое время она решает, что ей следует быть живой, и начинает искать тело, в которое можно вселиться и поддерживать его существование таким вот ужасным способом. В то время в Танрии не было людей, так что это никого не волновало, но когда пришли люди, все сразу пошло наперекосяк. Мы пытались собрать заблудшие души, но к тому моменту все уже напоминало попытки собрать диких котят, и я ничего не мог поделать с этим, только открывать дверь для тех, кто умер раньше срока из-за того, что тридцать шесть лет назад я покинул свой пост и создал существ, которых ты знаешь как бродяг.

– Не понял. Почему нельзя открыть дверь и впустить заблудшие души?

– Они не пойдут.

– Но пошли ведь, когда дверь открыл я.

– Строго говоря, ты открыл свою дверь: дверь к себе домой. Так и задумывалось: впервые ты должен был умереть в Танрии. Поэтому дверь там и была, и, ух, бродяги оказались не в восторге. Понимаешь, ты как мост. Получеловек, полубог. Когда ты открыл дверь снаружи, то починил то, что сломал твой отец.

Привратник протянул руку, и когда Харт не отпрянул, опустил ладонь на растрепанные светлые волосы сына и взъерошил их – то ли поддержка, то ли благословение.

– Я напрочь запутался, – признался Харт.

– Так бывает со смертными.

– Так все бродяги ушли домой? В Танрии больше нет заблудших душ?

– Верно.

– А я смертный? Я умер?

– Ага.

Костлявые плечи Харта поникли, но он старался держаться.

– Ладно.

Привратник с чувством толкнул его:

– Видишь? Тебе грустно уходить, как и всем остальным. Значит, не зря все-таки потратил свои тридцать шесть лет.

Харт отстранился, когда насущный вопрос наконец-то прорезался из трясины спутанных мыслей.

– В каком смысле – я умер впервые?

– У тебя две смерти, малыш-полубог, одна от меня и одна от мамы.

– То есть у меня и жизни две?

– То же самое.

Отец соскочил с ветки и поднял руки. Харт спрыгнул и захихикал, когда отец поймал его и защекотал. Они пошли, держась за руки, домой, а вокруг цикады пели песню позднего лета. У самого дома папа остановился, опустился рядом на колени и показал на кого-то вдалеке.

– Видишь, вон там? Пришел все-таки попрощаться.

На залитом лунным светом поле стоял мужчина с фонарем. Лица на таком расстоянии было не разглядеть, но он поднял руку, на которой не хватало кончиков пальцев – то ли благословлял, то ли отпускал грехи. Харт поднял руку в ответ, и с плеч будто гора свалилась. Он стал легче тополиного пуха, лениво планирующего на землю.