Книга Кофейные чары Герцогини, страница 79 – Кэлли Рин

— Вы — Сердце Лорайна, миледи, — сказал кузнец. — Но даже сердцу нужны крепкие руки и ноги, чтобы делать своё дело. Позвольте нам стать телом. Позвольте нам быть вашим Лорайном.

Элинор смотрела на их усталые, но полные решимости лица, и слёзы покатились по её щекам. Это были не слёзы слабости. Это были слёзы очищения, слёзы гордости. В этот момент она поняла, что значит быть правительницей не по титулу, а по зову крови и души. Она не просто защищала абстрактный «город». Она защищала этих людей. И они отвечали ей тем же — не покорностью, а верностью. Союзом.

— Да, — прошептала она, а затем сказала громче, и её голос зазвучал с новой силой. — Да. Сделаем это. Вместе.

И город ожил. Не как крепость, а как гигантский, слаженный муравейник. Зазвучали не только боевые кличи, но и голоса женщин, раздающих похлёбку; скрип тележек с водой; плач по усопшим, сменившийся тихой, упорядоченной работой. Бремя правления, давившее на Каэлана и Элинор, стало чуть легче. Его разделили на тысячи плеч.

Каэлан, наблюдая за этим преображением с крепостной стены, впервые за долгие дни почувствовал не просто облегчение, а нечто большее — уверенность. Они сражались не за клочок земли. Они сражались за идею. За право быть семьёй, общиной, народом. И такая идея была сильнее любой армии.

Он спустился вниз, нашёл Элинор, которая уже отдавала распоряжения группам добровольцев. Он не сказал ничего. Просто взял её руку и крепко сжал. Их взгляды встретились, и в них было полное понимание. Они прошли через ад, но вышли из него не просто выжившими, а настоящими Правителями. Мечом и Сердцем единого народа.

А тем временем на горизонте, наконец, показались долгожданные паруса. Но не чёрные паруса Таргариенов. И не алые — Валерии. Это были тяжёлые, грубые корабли под тёмно-зелёными стягами с изображением медведя. Флот горных кланов, наконец-то откликнувшийся на зов. Помодь прибыла. И война вступила в свою решающую фазу.

Три дня, последовавшие за сокрушительным разгромом валерийской армии, Солиндейл провёл в состоянии, балансирующем на грани между триумфом и полным истощением. Воздух был густым от запаха гари, крови и лечебных трав, смешавшихся в странный, горький аромат победы. Город, ещё не оправившийся от ран, хоронил своих павших с почестями, под тихий, скорбный перезвон колоколов, и лечил живых, превращая каждый уцелевший дом в импровизированный лазарет. Лагерь побеждённых валерийцев, раскинувшийся на выжженных полях, теперь окружали частоколы и патрули — он превратился в гигантский, мрачный лагерь для военнопленных, где царили страх и неизвестность.

В тронном зале цитадели, который ещё недавно служил перевязочным пунктом и где на мраморном полу всё ещё виднелись тёмные, неумытые пятна, собрались архитекторы нового мира. Каэлан и Элинор восседали на своих местах — не как надменные победители, а как усталые, но непоколебимые судьи. Их плечи были отягощены не только грузом короны, но и ответственностью за каждую пролитую каплю крови — как вражескую, так и свою. Рядом с ними, заняв почётные места, расположились союзники: Люсьен Таргариен, его изящный камзол покрытый дорожной пылью и пятнами морской соли, но глаза горели холодным торжеством акулы, почуявшей кровь; и напротив, занимая чуть ли не ползала своей могучей фигурой — вождь горных кланов Борги, седой как гора, испещрённый шрамами старик с орлиным взглядом, в котором читалась не только дикая ярость, но и врождённая, хитрая мудрость. И, под бдительным взором стражей в синих плащах, — главные побеждённые: герцог Арманд Валерийский, некогда грозный правитель, а ныне — сломленный, понурый человек в потрёпанных одеждах, и леди Изабель. Она, в отличие от своего сюзерена, сохраняла ледяное, почти отстранённое спокойствие; её худое, аристократичное лицо было маской, за которой лишь в глубине холодных глаз тлел уголёк неутолённого любопытства, когда её взгляд скользил по Элинор.