Книга Наказание для драконьего принца, страница 25 – Надежда Соколова

Рания слушала, затаив дыхание, и постепенно ее растерянность стала сменяться решимостью. Взгляд ее загорелся азартом.

— Вы правы! Я не буду верить слухам. Я буду верить своим глазам и своей интуиции. Но... вы будете рядом? Вы поможете мне, если... если все пойдет не так?

— Всегда, — Ангелина положила свою руку на ее дрожащие пальцы. — Теперь мы сестры, помнишь? А сестры всегда держатся вместе. Особенно когда нужно поставить на место какого-нибудь слишком самоуверенного мужчину.

Рания глубоко вздохнула, и на ее губах наконец расцвела улыбка, теперь уже не такая растерянная, а полная юного задора и надежды.

Рания, воодушевленная и успокоенная, выпорхнула из гостиной, оставив за собой легкий шлейф цветочных духов. Ангелина с теплой улыбкой проводила ее взглядом и, собравшись следовать за ней, уже направилась к двери.

Но у самого выхода она замерла, застыв на месте, будто вросла в каменные плиты пола. Из-за полуоткрытой двери в коридор донеслись приглушенные, но отчетливые голоса — два высоких, мелодичных, но ядовитых переливчатых тембра. Молоденькие фрейлины, судя по всему, болтали, уверенные, что их никто не слышит.

— ...просто не понимаю, что все в ней находят, — говорил один насмешливый голосок. — Эта провинциалка с манерностями кухарки. И эта дурацкая история с пистолетом... Нелепо.

— Абсолютно согласна, — вторила ей вторая, и в ее голосе звенела злорадная усмешка. — И вид-то у нее наивный, просто дурнушка деревенская. А самое забавное, что она, кажется, искренне верит, что сможет удержать внимание принца.

Ангелина стояла не двигаясь, ее рука так и осталась лежать на резном косяке двери. Пальцы похолодели.

— О, мой отец вчера видел, как Ричард после ужина уходил в покои леди Иллены, — продолжила первая фрейлина, понизив голос до конспиративного шепота, который, однако, был отлично слышен в гробовой тишине гостиной. — И оставался там до самого утра. Так что наша «счастливая» невеста может даже не надеяться на верность супруга. Он и не думал отказываться от своих фавориток. Она всего лишь очередная формальность для него. Дурочка наивная.

Слово «дурочка» повисло в воздухе, раскаленное и острое, как лезвие ножа.

И что-то в Ангелине надломилось.

Не ярость, не осознанное решение — нет. Это был глухой, стихийный толчок из самых глубин ее существа. Будто где-то внутри лопнула тонкая, невидимая струна, удерживавшая что-то чудовищное и неуправляемое.

Воздух в гостиной вдруг застыл, стал густым, как мед. Пламя свечей в канделябре плясать бешеными, вытянутыми языками, а потом разом погасло, будто его захлестнула невидимая волна. Фарфоровые статуэтки на каминной полке задрожали и со звоном попадали на пол, разбиваясь вдребезги. Шелковые портьеры у окон вздулись и заколыхались, словно в ураганный ветер, хотя в комнате не было ни малейшего сквозняка.

От самой Ангелины во все стороны рванулась немая, неяркая, но сокрушительная волна силы. Она не видела ее, но чувствовала кожей — как сгусток дикой, необузданной энергии вырвался на свободу.

И все. Следующее, что она осознала — это холод каменного пола под щекой. В ушах стоял оглушительный звон, в глазах плавали темные пятна. Она лежала, раскинувшись, не в силах пошевелить ни единым мускулом, с трудом переводя дыхание. Последнее, что она смутно уловила перед тем, как сознание окончательно покинуло ее, — это испуганные вскрики фрейлин и звук их торопливых, удаляющихся шагов.