Онлайн книга «Откупное дитя»
|
На лбу выступает испарина. Я отхожу от чаши, чуть не сбив её неуклюжим движением. Смотрю в даль, за Бор, туда, где стоит другая крепость. Там ведун должен увидеть, что наш огонь погас, оттуда пошлют кого-нибудь, будет очень стыдно, но это ничего такого уж страшного… Я прикладываю к глазам ладонь и щурюсь. Всё мне видится как-то странно, плоско и бесцветно. Небо волнуется, но серая дымка висит в вышине, а воздух чист, и я могу догадаться, что вон тот тёмный силуэт — это и есть крепость. Только, как ни гляжу, не могу увидеть там огня. Будто и там нет пламени тоже. Обратно с башни я скатываюсь едва не кубарем. Первым делом нужно теперь отыскать воеводу, сказать ему, что огонь погас и наш, и соседский тоже, сказать ему про силы, спросить, что за дрянь разлита в коридоре. Потом — забрать гримуар, прочитать по нему заговор на поиск и найти Чигиря. Куда он только мог деться в такой день! Как не нужен, так круглыми сутками около меня трётся, под сортиром караулит, болтает под руку. А как случилось такое… А если и с ним самим, с Чигирём, что стряслось? От этого внутри меня холодеет, и по ступеням я бегу всё быстрее и быстрее. Юды с ним, с воеводой! Он человек, всё равно в ведовских делах ничего не понимает, а Чигирь знает куда больше меня! Он-то должен понять, что здесь творится, и вместе мы с ним обязательно придумаем, как теперь с этим быть. Из низкого проёма я вылетаю пушечным ядром, но до дома добежать не успеваю. Потому что между мной и домом по колено в грязи стоит нечто. У него четыре ноги и вытянутая длинная голова с огромными острыми рогами. Существо совершенно чёрное, будто не шерстью покрыто, а всё целиком состоит из тьмы, и только раскосые глаза горят светлым. А пасть у него широкая, распахнутая, и хоть зубов в ней не видно, легко догадаться, что они там есть. Тварь издаёт гулкий, утробный рык, поднимается на задние ноги, молотит воздух передними. А потом бухается всеми ногами в грязь, наставляет на меня рога, роет землю… Сколько раз меня Чигирь за это ругал, а всё равно первое, что я делаю, когда вижу нечисть, — верещу. Вот и сейчас я визжу так, что самой противно, а руки шарят по поясу. Но на башню я пошла сразу с постели, и в крепости я давно пригрелась, привыкла к местным порядкам, и не ношу с собой ни сумки, ни трав, ни серебряной спицы. Тварь прёт на меня, а дверь за спиной с мерзким скрипом закрывается. Я вдруг вспоминаю отчётливо, что в моём сне тоже затворялись двери, а я бежала и бежала от какой-то нечисти, а она топотала и кричала страшным криком. Припускаю с места так, как не бегала даже на уроках воеводы, перескакиваю какой-то тюк, огибаю сарай. За спиной — топот. Тусклые волосы лезут в лицо, дыхание сбивается, ноги оскальзываются в грязюке, даром что во двор я вышла не в валенках, а в русалочьих туфлях. Бегу я тяжело, будто ноги по очереди перестают слушаться. На повороте меня заносит, я больно бьюсь о стену птичника, разбивая щёку, и едва успеваю отскочить, как тварь всаживает в дерево рога. Они уходят глубоко, на добрую ладонь в глубину, и стенка от этого жалобно всхлипывает. Я бегу дальше, проношусь мимо чучела, на котором мальчишки отрабатывают удары, рывком открываю ларь с учебными мечами, но внутри вместо них — одни ивовые прутики. Тварь всё ближе, а прятаться негде, и она быстрее меня, ловчее, никак мне не проскочить мимо. Во рту солёный привкус крови, щека горит огнём, всё вокруг плывёт и видно нечётко, странно. Нога подо мной совсем подламывается, и я валюсь комом в мокрые опилки. Читаю шепоток для отвода глаз, плету из сил петлю-обманку, а существо вертит башкой, направляет на меня рога. И я уже понимаю, что ничего из того, что я наизусть помню, мне не поможет, как вдруг… |