Книга Откупное дитя, страница 54 – Юля Тихая

Стена здесь устроена так, что по низу она толстотенная, в целый дом шириной, и там сделаны всякие хранилища и комнаты для хозяйственных нужд. А второй этаж и выше — только узкие коридоры с крутыми лестницами и бойницами, а кое-где и вовсе одна лесина, с которой ветром сдувает. А в башнях есть помещения, в которых при осаде, наверное, воеводы составляют планы. Я, когда в Синеборку приехала, все стены облазила и нашла в том числе комнатку с большой доской, к которой булавками крепились когда-то карты, столом и письменным прибором.

Сейчас я нахожу это место не сразу, да и дверь поддаётся неохотно. Чернила совсем высохли, приходится над ними пошептать, а бумаги находится только какой-то обрывок, исписанный с одной стороны подсчётами. И всё равно это лучше, чем жестами разговаривать.

Пишет Чигирь аккуратно, без единой кляксы. Почерк очень красивый, точёный, буквы — мелкий бисер с размашистыми изящными хвостами. Читать такое мне сложно, но я всё-таки справляюсь:

Дольше здесь — хуже возвращаться.

— Хуже?

Чигирь дёргает себя нервно за губу, потом строчит:

Время-место путается. И так вернёмся может в дом, может в лес, может завтра, может позавчера. Можно точнее, но без гримуара не вспомню.

Я киваю. Если ему даже вспомнить сложно, я, наверное, и не справлюсь пока. Вот потом, как выучусь, так и смогу ходить между сторонами, как мне понадобится.

— Хорошо, значит, надо сейчас. А как это сделать?

Места на бумажке не хватает, и часть объяснений Чигирь, скривившись, чертит прямо на столешнице. В целом же это оказывает лишь немного сложнее, чем разжигать волховской огонь. Мои пальцы Чигирь сам складывает в нужные знаки, и вместе мы вытягиваем из сил нитку, сворачиваем её вокруг себя кольцом, я говорю за нас обоих нужные слова — и пол вдруг кренится и скользит под ногами, как маслом намазанный.

По нему мы и скатываемся, вниз, вниз, вниз, серое небо валится сверху, в нос бьёт холодный воздух, и я, не удержавшись на ногах, валюсь в снег.

Снега много, выше колена, он мокрый и смёрзся поверху корочкой. Вокруг меня стоят в белом зимнем свете светлые ёлки. Грач отряхивается, пушится, кряхтит недовольно и скачет куда-то в сторону.

Я делаю вслед за ним пару шагов, пропахивая за собой борозду, и вся успеваю запыхаться и отморозить ноги, пока мы добредаем до склона, где ёлки редеют. Крепость высится впереди, громоздкая и важная, и чарованный огонь на башне горит так ярко, что едва не слепит.

Вот только стоит крепость на другом от меня берегу.

✾ ✾ ✾

— Я тебя искал, — гневно говорит мне грач первым делом, когда мы только спускаемся к переправе. — Ты где шлялась всю ночь?

— Шлялась?.. Но я же… спала…

— Ну дууура!

— Да вот и не дура! Откуда мне было знать?!

— Откуда знать? Откуда знать?! Ааааааа! Нейчутка, ты ведьма или деревенщина? На меня смотри, когда с тобой разговариваю! Пустоголовая девица! Провалилась и не заметила, как, как… как человек!!

Я на это надуваюсь и язык ему показываю. А Чигирь всё хорохорится и костерит меня, почём свет стоит. Я и сама себя корю: наде же так, соскользнула на другую сторону и даже не заметила, а ещё ведьмой назвалась! Но от слов Чигиря мне всё равно обидно, хоть и понятно, что он сам больше испугался, чем рассердился.

Сперва летал над крепостью и в окна заглядывал, пытаясь понять, куда я делась. Потом понял, что во всей Синеборке от меня ни следа не осталось, и подумал было, что Отец Волхвов нашёл меня, разорвал и съел. Но потом сообразил всё-таки, нырнул в волховской огонь, а через него на ту стороны выбрался. Сбежал по лестнице, а там я — от козы убегаю.