Онлайн книга «Откупное дитя»
|
Такую дрянь прячут в доме врага, а потом потирают руки и ждут, пока к врагу придёт беда. А здесь — на жилом этаже!.. И пусть теперь не понять, что за слова над подкладом были сказаны, я из-за него на ту сторону провалилась. Ведьмы и ведуны ходят между сторонами, как им хочется, хоть болтать об этом и не принято. А для людей на ту сторону послать — всё равно, что пожелать смерти. Но как же так? Зачем бы? И кто?.. ✾ ✾ ✾ — Они не могли, — жалобно говорю я. — Здесь же все такие хорошие!.. Они же меня… как родную… и я же к ним… От подклада я отстраняюсь гадливо. Мне обидно и гадко, как будто меня в самое сердце подкованным сапогом пнули. Неужели и правда здесь, в Синеборке, кто-то так пожелал мне плохого, что замарался подкладом? Дурное дело, поганое, верный способ всё своё нутро вычернить. Неужто Лесана?.. Но за что?.. Я ей шепоток подсказала, чтобы волосы блестели, от простуды выпаивала, и с делами помогала иногда, мне же незазорно! — Ты погоди, — скрипит на меня Чигирь, — смешная такая, иногда голова пустая, а иногда столько мыслей, что половина из них лишняя! С чего ты взяла вообще, что это тебе? — А к-кому? — Да кому угодно! Не над твоей дверью же, а над общей! Завтра разберёмся. Ложись, вон уже темень какая. Я собираю кладбищенскую землю обратно в тряпицу, чтобы назавтра с башни вниз выкинуть, а булавки сгибаю-разгибаю несколько раз, пока они не ломаются. Запираю ставни, мою руки как следует, споласкиваюсь над тазиком. Чигирь честно смотрит в угол, пока я освежаюсь и ныряю в одеяла в одной нижней рубахе. Тянусь к лучинам, прижимаю огоньки пальцами, — дым лижет нос и тонет в темноте. Кручусь с бока на бок, вздыхая, но сон ко мне никак не идёт. После путешествия на ту сторону и переправы через реку меня всё ещё немного потряхивает, и мысли внутри головы ходят дурными кругами. Если не для меня подклад, то для кого? И от кого? Что за дурная затея, над общей дверью подклад вешать! Колдовство, человечьими руками сделанное, редко когда работает ровно как нужно, — об этом все знают, не нужно быть ведьмой, чтобы это понимать. У людей и колдовство-то не столько колдовство, сколько метко брошенная злоба. Ещё летом в одной деревеньке я долго возилась с одной бабкой, которой всё пекло за глазами, будто в голову гвоздь вбили. И так к ней подходила, и эдак, хотела уже сдаться и отправить её отлёживаться и ждать, пока заедет в их местность грамотный знахарь. А потом увидела как-то у колодца, как бабка ворчит всред соседке: «тварь ты поганая, чтоб у тебя вся ботва повяла». Увидела да и забыла, а назавтра соседские посадки и впрямь погрустнели, пожухли. Меня пригласили поглядеть, но чего там увидишь, если просто пожелали плохого от всего сердца? Тогда я взглянула на бабку иначе. И оказалась она злобная и глазливая. В лицо улыбается, а в спину костерит и как пожелает какую гадость, так всё сбывается. В деревне шептались, что в её родне то ли лесные девки, то ли ведьмы, но сама бабка перекрутов в полях не ставила — да и ладно. Я тогда приосанилась, загордилась. Есть всё-таки в мире справедливость! Всем вокруг кидаешь свои какашки, вот и получай ими сама, да прямо в лоб! Чигирь, правда, поднял меня на смех. Не с чего, сказал он, голове болеть. Гадостями бабка хорошо кидается, метко и звонко, воля — всё равно что камешек, запущенный из пращи. Знает она о своей силе или нет, а занимается она этим давно, а голова болит — недавно. |