Книга Откупное дитя, страница 53 – Юля Тихая

Чигирь стискивает зубы и с усилием кивает.

— Но ведь… но как же… и что теперь делать?!

Он снова открывает рот, и я торопливо говорю:

— Нет! Молчи! Ты лучше… знаками покажи как-нибудь.

Чигирь послушно показывает знаками. Сперва это те знаки, которые я знаю, но от которых густо, бурачно краснею. Потом и вовсе какие-то невиданные фигуры, которые не ясно, как понимать. Я в ответ глупо моргаю, а Чигирь закатывает глаза и бьёт себя ладонью по лицу.

Лучше бы показывал понятнее!

Пока мы так общаемся, тварь под нами вдруг настораживается. А потом совсем теряет к нам интерес и торопится за угол, в другой двор, где кто-то гремит ведром. Ох, да она же кинется!.. Я спрыгиваю с балки первая и отбиваю пятки, но убежать никуда не успеваю. Чигирь ловит меня за локоть и приставлять палец к губам: тсс.

Так, под локоток, он и ведёт меня к углу сарая. Мы подкрадываемся к нему, а потом по очереди за угол заглядываем.

А там не одна тварь, а три: одна самая чёрная и две другие чуть посветлее, но все будто в смоле вымазанные и у всех рога, будто ножики. Твари толпятся у корыта и с шумом чавкают, а рядом стоит… ну, наверное, женщина.

По крайней мере, ростом примерно такая, две руки, две ноги, голова с простой косой до середины спины, в юбке. Только всё это словно дорожной грязью уляпано до неузнаваемости, да так, что с кончика косы капает, и черты лица не разглядеть. Женщина выгребает из сарая помёт, а сама покачивается и губы складывает трубочкой, будто насвистывает.

Я беспомощно оглядываюсь на Чигиря, а потом мысленно бью себя по щекам и заставляю собраться. Про ту сторону Чигирь рассказывал совсем мало, мол, это сложное, и мне ещё такое рано, но кое-что я всё-таки знаю. Та сторона — будто этой стороны изнанка: там происходит всё то же, что и на этой, но немного иначе. Там всё неважное размывается так, что и не различить, пшено ешь или полбу, а всё важное становится, наоборот, ярче и заметнее. Хорошее там светлое и свежее, а дурное — чёрное и мерзкое. Где много лжи, там нарастает паутина; где ненависть, там ядовитая жижа; где порча и дурные заговоры, там топкие пятна дряни.

И кто зло творит — тот и сам чернеет и становится больше чудовищем, чем человеком.

Всеми дворовыми работами в крепости заведует Лесана: либо сама делает, либо ребятню строит, зависит от того, чему и в каком порядке их воевода учит. Но это грязное существо никак не похоже на ребёнка. Значит, оно и есть Лесана.

А рогатые твари что же — козы?

Что козы на той стороне чёрные и злые, я совсем не удивляюсь. Они в крепости все три как на подбор, бодливые и на всех подряд кидаются, только успевай уворачиваться. А вот Лесана-то такая почему? Такая скромная девушка, сирота, работает много, с детьми возится, слова дурного никому не скажет. Ну заглядывается на женатого, так и что с того, какой грех в том, чтобы смотреть? Не в койку же лезет!

Чигирь меня в бок тыкает и двумя пальцами быстро-быстро бежит вверх по рукаву моего кожуха. Это, наверное, значит, что надо торопиться. Но потом он снова показывает жестами что-то неописуемое, и тогда приходит моё время глаза закатывать.

Так мы и смотрим друг на друга и пыхтим недовольно. Но потом я соображаю, беру его за руку и веду обратно, через учебный двор и мимо оружейной. Потом мы обходим широким кругом колодец, чтобы ни с кем не столкнуться, и ныряем в крепостную стену.