Книга Откупное дитя, страница 62 – Юля Тихая

Так он бормочет и лапой гримуар перелистывает, пока я расстраиваюсь. И где-то так мы с ним и доходим до нужной мысли.

— Лесана, — говорю я сурово, для пущей важности набросив на голову платок и унизав пальцы колечками, — я всё знаю.

— Чего именно? — она смотрит на меня поверх полуощипанной тушки и сдувает с лица волосы.

— Про твою магию, — говорю я твёрдо. — Расскажи мне в подробностях, что именно ты делаешь, и я постараюсь уменьшить вред. А иначе уже по весне весть дойдёт до ведунов, и они…

Лесана опускает взгляд и дёргает из дохлой курицы перья.

— Они всё равно узнают, — пугаю я, а сама слежу, как заговорённая мною тень Лесаны колышется на стене, готовая указать мне на любую ложь своей хозяйки. — Так что лучше говори по-хорошему! Ты опасные вещи делаешь, твоя жертва и помереть может, и тогда что?!

Лесана усмехается, а потом говорит:

— Да и пусть мрут.

— Пусть? Пусть мрут?!

— А чего? Это же для дела… Да и толку с них никакого, там одна и молока уже не даёт.

Я давлюсь воздухом, и глаза у меня, наверное, делаются как блюдца. У Дарицы, болезной жены Вишко, был всего один ребёночек, уже подрощенный. Но кто же родню молоком-то меряет?

— Даже дядька Руфуш не расстроится, — воодушевляется Лесана и тараторит: — Он и сам давно избавиться от них хочет! И Жегода сказала, что так с них хоть польза будет, и она следит, чтобы батя…

— Погоди-погоди… чего?!

— Так ты ж говоришь, что всё знаешь!

Несколько мгновений мы смотрим друг на друга: я — ошеломлённо, она — обиженно. Тень за Лесаной колышется ровно, ничем не вспугнутая. Чигирь смотрит на нас с козырька, и вид у него тоже ошарашенный.

— По порядку рассказывай, — креплюсь я. — Ничего не умалчивая!

Лесана оглядывается воровато, будто ждёт, что кто-то станет её ругать. Но я смотрю важно, при поясе у меня серебряная спица, и я грожусь ведунами и страшными карами, а Лесана — молоденькая и не очень-то смелая.

Да и секрет выходит не совсем её.

Что Ладар болеет, я давно знаю. Когда я только пришла в Синеборку, Жегода уговорила меня посмотреть и помочь, как смогу, — только я ничего и не смогла толком. О человеческих недугах я знаю мало, да и Чигирь не смог вспомнить ничего похожего. Ладар всё равно что гниёт изнутри, будто его тело само себя сожрать пытается.

Должно быть, из-за своей болезни он и выглядит в отражении полумёртвым. В такой жизни совсем мало радости: Ладар слаб, негоден ни для какой работы и давно бы спился, если бы Жегода не держала его в ежовых рукавицах. И характер у него давно испортился, он только и может, что кряхтеть, жаловаться и от еды отворачиваться.

Может быть, ему давно пора было на ту сторону — не в ведовском понимании, а в людском. Но Жегода, дочка ведьмы, любит его, дурного. Так любит, что никак не может отпустить.

— Он мне как батя, — шмыгает носом Лесана. — Моих-то не осталось никого…

Сама Жегода — не ведьма и по дорогам с матерью не ходила, их с братом мать маленькими оставила бабке и только привозила иногда деньги. И всё равно Жегода кое-что знает и кое-что умеет, и материнских оберегов у неё полный сундук. Много лет она вливала в мужа силы, раздувала в нём жизнь, а теперь и Лесану научила.

Лесана ходит за козами, а сама шепчет, шепчет. Кормит их, а в плошку травки добавляет. И козы дуреют, а Ладар живёт ещё один новый день.