Онлайн книга «Откупное дитя»
|
Я гляжу на Чигиря с сомнением. У Жегоды в отражении были чёрные руки и нитки, торчащие из груди. Это, выходит, потому, что она не сама делает, а Лесану науськала? А Лесана вся измаранная, потому что высасывает из коз жизнь для приёмного родителя? — И ты это всё ради бати? — переспрашиваю я растерянно. Она хлюпает носом, кивает и ожесточённо выдёргивает из тушки ещё комок перьев. Тень Лесаны вздрагивает, и я снова возвращаю на лицо суровое выражение. Девушка косится на меня, но признаётся: — Ну, ещё ради оберегов… Материнских оберегов у Жегоды полный сундук. Камни, резные фигурки, витые свечи, лубочки, украшения, расшитые ткани — Лесана и видела-то едва ли десятую часть, но мало с чем можно сравнить такое богатство. Крепость, хозяйство, имущество — это всё сыновьям отойдёт когда-то. А ведьмино наследство — оно только для женских рук; а дочерей у Жегоды нет, только невестки и приблудная сирота Лесана. — Это наше с ней, — говорит она. — Мы с ней вместе… и шепотки… если она мне хоть часть оставит, я где угодно устроюсь, я и замуж пойду. — Замуж? А как же... Вишко? — Вишко? — Он нравится тебе. Я думала, ты его… — Да мало ли кто мне нравится. Птичий трупик в её руках смотрится сейчас особенно скорбно. Лесана склоняется над мешком и дёргает перья. Так мы и сидим с ней рядышком и молчим. То, что она творила — это всё дрянь, да дрянь не простая, такие штуки подолгу делать — замаешься. Но судить её мне теперь сложно. Куда проще судить, ничего толком не понимая! — Ты это… — Лесана глядит на меня искоса. — Если тебе в крепости приворотами пахнет, то ты не там ищешь. Ты лучше на Тауша посмотри. А то его Бранка… она его не просто так любит. Что за глупости, думаю я сердито, пока мечусь по башенной площадке туда-сюда. Какие глупости! Бранка — она ж так его любит, она же так на него смотрит, да разве может быть, что… Да и приворот — это ведь бабское дело. А Тауш такой видный мужчина, ну и что, что ведьмин внук. С чего бы ему… У них детей ведь семь человек! — Может, он её люююбит, — язвительно тянет Чигирь. Что бы мужчины понимали в любви! Но выкинуть слова Лесаны из головы у меня никак не выходит. И в зеркале Бранка была вся серой нитью обмотана, точно паутиной, а Тауш был жуткий, с руками-крючьями, как паук. Так что днём я нахожу Бранку за стиркой, помогаю ей с бельём, а сама принюхиваюсь. Пахнет Бранка травами, и среди них я различаю хмель, душицу и кинзу, а ещё острые нотки любистока. Не с кухни эти запахи, ох, не с кухни; и вечером, когда добродушный Тауш возвращается из очередной поездки, я загоняю его в угол: — Ты жену зачем опаиваешь? Волхвы за это велят плетями бить! Только вот Тауш — не пугливая девка вроде Лесаны, и только усмехается: — Это если кто пожалуется. — Она и пожалуется! — Вот как пожалуется, тогда и поговорим. На меня он смотрит сверху вниз. Это ему нетрудно, Тауш — всё равно что лось, рослый и массивный. Бранка к нему ластится, ходит вокруг него весенней кошкой, то за ладонь возьмёт, то в глаза заглянет, то засмеётся игриво… неужто это всё — напускное? Как же быть с этим тогда, как жить, если даже в такую любовь поверить нельзя? — Ты эту девичью дурь из головы повыкинь, — надменно велит мне Чигирь. Он-то, надо думать, разбирается. — Взрослые все уже люди! Я вспыхиваю и замахиваюсь на него гримуаром. |