Онлайн книга «Откупное дитя»
|
Дед стискивает кулаки и смотрит на отражённое перо жадно, но всё ещё не роняет ни слова. — Я принесла тебе дар. Как человеку и зверю, как волхву и болотнику, любы тебе твои потомки и текущая в них кровь. В них ты продолжаешься, дед, и я принесла тебе в дар перо сына твоего рода. Люб он тебе — так возьми его перо, если готов со мно… — Люб?! — ревёт вдруг дед. — Люб?! Я смешиваюсь и отступаю на шаг, а потом решительно задираю нос: — Возьми его, если гото… — Дрянной мальчишка! Как посмел только мне на глаза попасться?! — Возьми мой дар и гово… Движется дед — всё равно что нечисть, так, что за ним не уследить глазом. Взлетает с бревна, становится вдруг плотнее и больше. Хватает хищно перо из отражения, разрезает его когтями, раздирает на волоски и усыпает ими землю под моими ногами. — Ты хотела, ведомочка, чтобы я говорил с тобой? — шипит дед, и в его голосе скрипучая замогильная сила, свистящий ветер той стороны. — Так я скажу, и пусть услышат меня земля и небо, ключ и искра! Слушайте же все. Слушайте! Слова деда падают оземь камнями. Они гремят и грохочут, все вокруг оборачиваются, песни стихают, танец сбивается, и даже пламя костров стихает. — Нет у меня сына! — говорит дед так, что его сила плещет наружу. — Нет у меня больше потомков, опустел мой дом. А тот, в ком течёт моя кровь, пусть ищет в ветрах покоя, да не находит, пусть в земле чует только могильный холод, пусть в огне своих страстей горит и не сгорает, пусть тонет в своей вине. Пусть кормится червями, пока не станет наоборот! Потом он плюёт мне в лицо. Плевок пролетает насквозь, шлёпается в траву и прожигает её, будто яд. В глазах деда — чистейшая, совершенная ненависть, какой я никогда ни у кого раньше не видела. А видела я на своей дороге немало ненависти. — Вы его… проклинаете? — глухо спрашиваю я. — Проклинаете? Вы, мертвец? Проклинаете последнее дитя своего рода? — Да! Я качаю головой и отступаю ещё на шаг. Не так и сильны проклятия мёртвых, совсем не то, что умирающих; разные я снимала проклятия, сниму и это. — И что, — смеётся нагло дед, смеётся и кривляется, уродливый в своей злобе, — проклянешь меня в ответ, ведьмочка? Вокруг нас — толпа, привлечённая склокой. Кто-то хихикает, полудницы притоптывают на месте нервно, будто их ноги в любой момент готовы пуститься в пляс. Матушка смотрит издаля, а ячична гремит погремушкой и качает мне головой. «Пустодомный он», сказала мне ячична. А я не поняла ещё, как можно быть пустодомным. — Нет нужды, — горько говорю я. — Нет нужды проклинать вас, бывший предок моего друга. Где-то убыло, где-то прибыло, чего-то лишаемся — что-то находим, и платим не тем, что отдаём, а тем, что оставляем. Нет нужды проклинать. Помянуть вас некому будет больше. Я кланяюсь ему в пояс, как покойнику. И мои слова тоже падают в землю камнями. ✾ ✾ ✾ — Прости меня, — тихо винюсь я. — Я… не хотела, чтобы так вышло. Глупо думать, будто Чигирь мог нашей ссоры с его предком не услышать. Все слышали: и Матушка, и полудницы, и речной народ, и даже кто не хотел слушать — те всё равно слышали. Когда-то этот мерзкий дед был сильным ведуном, и даже теперь ему покоряются ветра, стихают, пугаясь его голоса. И слова его разливались над всем холмом, в каждый укромный уголок заглянули. Не спрятаться от них, не скрыться. |