Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 18 – Людмила Вовченко

Милана посмотрела на неё, и внутри кольнуло. В её прежнем мире дети учились по учебникам, в школах, а потом забывали половину. Здесь Пелагея могла стать тем, кем захочет, если её не забьют раньше чужой волей.

— Можно, — мягко ответила она. — Но с условием.

— С каким? — насторожилась девочка.

— Не трогать зелёные мази, пока я не скажу, — серьёзно произнесла Милана. — Мне одной тролльей судьбы в доме достаточно.

Пелагея сначала удивлённо моргнула, потом рассмеялась — звонко, чисто, как колокольчик. И в этом смехе не было ни капли той зажатой, нервной хихиканья, к которой привыкла прежняя Милана. Это был смех ребёнка, который верит, что завтра будет лучше, чем вчера.

* * *

Вечером, когда солнце уже клонилось к лесу, а на дворе начали разжигать костры для ужина, к усадьбе подъехали двое всадников. Лошади запыхались, на сапогах — дорожная пыль, на плечах — плащи с чужими, не местными застёжками.

Домна, разносившая по двору вёдра, нахмурилась.

— Чьи такие? — проворчала она. — Не наши.

Милана, сидевшая на крыльце и перебирающая дощечки с рецептами, подняла голову. Пелагея, устроившаяся у её ног с куклой, тоже вытянула шею.

Всадники спрыгнули. Один — старший, с тяжёлым взглядом, второй — моложе, но с теми же чертами лица, что у Ильи: жёсткий подбородок, прямой нос, чуть насмешливый изгиб губ.

— Здесь ли живёт вдова воеводы Милана? — спросил старший, осматривая двор.

— Здесь, — ответила Милана, поднимаясь. Тело ноило, но любопытство взяло верх. — А вы кто будете?

— Мы люди воеводы Добрыни, — коротко сказал он. — Слышали, что его брат по ране лежит в вашей деревне. Пришли узнать, жив ли. Да передать, что сам воевода прибудет, как только дела в уезде справит.

«Вот и он, — подумала Милана. — Жених. По бумажкам судьбы. Точнее, его тень».

Вслух же она сказала спокойно:

— Брат ваш жив. Жар у него большой, но мы его ломаем. Рана чистая, повязка новая. Завтра утром ещё раз гляну. Передайте своему воеводе, что его брат в руках у женщины, которая знает, как человека не дать земле.

Младший всадник посмотрел на неё с интересом, в котором было всё: и недоверие, и скрытое уважение, и легкая насмешка.

— Баба, которая говорит, как лекарь, — протянул он. — Чудны дела в этом уезде.

— Привыкайте, — устало, но твёрдо отметила Милана. — У нас тут теперь много чего будет чудного. Баня, чистая вода, нужник, дети без гниющих ран. А если ваш воевода против — пусть сам приходит и спорит. Я люблю спорить. Особенно, когда права.

Домна за её спиной тихо охнула и перекрестилась. Пелагея задержала дыхание, глядя на мать с новой, почти восторженной гордостью.

Всадники переглянулись. Старший кивнул.

— Передадим, — сказал он. — И скажем, что у брата его появилась новая… защитница.

— Не защитница, — поправила Милана. — Фельдшер. Запомните это слово. Вы его ещё не раз услышите.

Когда они уехали, подняв на дороге пыль, которая в закатном свете казалась почти золотой, Милана опустилась обратно на ступеньку крыльца. Пелагея тут же прильнула к ней, обняла за руку.

— Матушка… — тихо сказала девочка. — А воевода… он злой?

Милана задумалась. В её прежнем мире злые воеводы назывались иначе — начальством, проверяющими, чиновниками. Но в каждом из них было одно общее: их можно было либо бояться, либо ставить на место профессионализмом.