Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 19 – Людмила Вовченко

— Не знаю, — честно ответила она. — Ещё не видела. Но… — она чуть сжала дочерину руку, — если он обидит тебя или наших больных, мы ему устроим такую санобработку, что он запомнит на всю жизнь.

Пелагея хихикнула, уткнулась носом ей в плечо.

— Ты у меня странная, мамка, — шепнула она. — Но… хорошая.

И Милана впервые за день позволила себе просто сидеть. Не думать ни о смерти, ни о плесени, ни о ранах. Только о том, что где-то в избе у леса мальчик дышит чуть ровнее. Что в бане больше нет зелёных троллей, кроме неё самой в воспоминаниях. Что у неё есть дочь, знахарская изба, куча работы и где-то там, на дороге, воевода Добрыня, который даже не подозревает, что его жизнь тоже скоро изменится.

И, возможно, в этот раз — к лучшему.

ГЛАВА 5

…в которой Милана ищет способ победить вонь, варит мыло, снова пугает пол-деревни и впервые слышит имя Добрыни вслух

Утро в этой деревне не наступало — оно врывалось, как начальник отдела кадров: внезапно, громко и с запахом пережёваного сена. Сначала заголосили петухи, потом залаяли собаки, потом кто-то за стеной начал шумно топить печь, и всё это сопровождалось ароматом дымка, молока, сырой шерсти и капусты, от которого Милана окончательно проснулась.

— Пелагея, солнышко, поднимайся, — пробормотала она, нащупывая ногой лапоть. — День будет долгий. И пахучий. Очень пахучий.

Пелагея зашевелилась, зевнула и, не открывая глаз, буркнула:

— Мамка… если ты опять людей мыть заставишь, они к нам ходить не будут…

— Будут, — уверенно возразила Милана. — Потому что я даю им выбор: баня или смерть. Это убедительно.

Девочка распахнула глаза, округлила их:

— Мамка! Так нельзя! Люди ж испугаются!

Милана невозмутимо поправила платок:

— Испугаются — значит, живые.

* * *

У знахарской избы уже толпились. Кто с котомкой, кто с курицей под мышкой, кто с узлом странных лекарственных трав, кто просто пришёл на всякий случай — если барыня нынче распределяет чудеса, то лучше не пропустить.

Улита и Авдотья стояли на крыльце, напряжённые, как перед княжьим судом. Акулина держала в руках глиняный горшок с чем-то бурым и пахнущим так, что Милана отступила на шаг.

— Что это? — подозрительно спросила она.

— Настой от лихоманки, — гордо сказала Улита. — На мухоморах, на молоке и на крови чёрного петуха.

— Поставь. На. Землю. — медленно произнесла Милана. — И отойди. Это не настой, это теракт.

Улита обиделась:

— Мы так лечим сто лет!

— Молодцы, — вздохнула Милана. — Но мне бы хотелось, чтобы ваши пациенты жили ещё хотя бы тридцать.

Пелагея прыснула, Акулина закашлялась от смеха, Авдотья перекрестилась.

* * *

Милана работала, не останавливаясь.

Проверила раны старому деду, который уверял, что «этот синяк ему от порчи ведьма дала», а оказалось — сено из воза вывалилось и по позвоночнику проехало.

Сделала отвар девчонке с кашлем и объяснила матери, что в бане с больным горлом не парятся.

Выдала мазь на прополисе женщине, у которой муж натёр ногу новыми лаптями и теперь считал, что «это зверь внутрь залез».

— Зверь — это твой муж, — сказала она, завязывая узелок. — Мазь смазывать утром и вечером, грязь не прикладывать, особенно навозную. А то я лично приду и покажу, как звери уходят. Черенком.

Ближе к полудню очередь поредела. Знахарская изба больше походила на рабочее место медика, а не на склад магии, и от этого Милана испытывала странное, тихое удовлетворение.