Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 93 – Мицуно Вацу

С этими словами Таити скрылся за дверью, оставляя меня краснеть, бледнеть, мысленно покрывать его проклятиями и задаваться вопросом: зачем ему понадобилось стряхивать снег, стоя так близко ко мне?

Той же ночью я лежала на футоне, зажав между ног одеяло и закусив край подушки, чтобы заглушить стоны, готовые сорваться с губ. Искушение рассмотреть все картинки странной книги всё-таки победило стыдливое желание бросить её возле камня сразу после встречи с Таичи.

Разглядывание постепенно переросло в попытки коснуться себя в тех же местах, которым уделялось особое внимание на гравюрах. И если массирование груди через тонкую ткань сорочки не вызвало у меня особых эмоций, то ласкание промежности заставило выгибаться на футоне, сжимать одеяло и мычать в подушку.

Но физические движения были лишь частью того, от чего я сгорала в темноте комнаты. А истоком всему стало воображение. В мыслях, свободных от рамок, в которые так или иначе были загнаны плоские гравюры, я могла представлять каждое изображение как реальную сцену. Могла ставить себя на место женщин, закатывающих глаза в экстазе.

И конечно, пусть и против моей воли, в голову то и дело проскальзывали образы знакомых мне мужчин, ведь на большинстве гравюр были изображены пары.

Я запретила себе думать о том, что Таичи был красив, запретила себе думать о нём как о мужчине, запретила себе чувствовать тепло рядом с ним. Помогли ли мне эти запреты? Нет. И воображение щедро осыпало меня призрачными картинами чёрных длинных волос, в которые зарывались мои пальцы, острых скул, скользящих по бедру, пока самурай, чередуя поцелуи с соблазнительными улыбками и лёгкими покусываниями приближался к моей влажной промежности.

«Ты, чёрт возьми, знакома с ним… сколько?! Пару недель, когда вы едва могли говорить на одном языке и нос друг от друга воротили? Два дня после его возвращения, за которые поговорили сколько раз? Три? Четыре? Очнись, Минори! Выбрось его из головы!» – думала я, проникая пальцами под сорочку и изучая своё тело медленными касаниями.

Когда логика и страх пойти по стопам матери и связаться с тем, кто выше по статусу, всё-таки побеждали, на смену тёмным волосам Таичи в мои мысли проникали белоснежные локоны Нао. Фантазии о нём получались более реальными, потому что я всё ещё помнила поцелуй, который он подарил мне в давнем сне.

Такие мечты вызывали у меня новые эмоции. Тепло сменялось холодом, который обострял чувства и делал каждое прикосновение к самой себе особенно ярким. В моих фантазиях Нао не был нежен. Он становился вихрем, бурей и утягивал меня в дикий танец, собранный из резких движений, глубоких толчков и громких стонов, подобных завыванию ветра.

Решившись, я осторожно скользнула пальцем внутрь себя, чувствуя, как вокруг него мягко сжались влажные стенки влагалища. Это проникновение стало началом абсолютно безумных несвязных мыслей, в которых Таичи и Нао появились вместе.

Один припал губами к моей груди, по очереди посасывая соски и кружа по ним языком, второй – Нао – прижимал меня спиной к себе, позволяя чувствовать ягодицами твёрдость его члена и входя в меня пока что только пальцами. Он повторял те же действия, которые моя рука делала в реальности.

Я не понимала, как такая фантазия могла родиться в моей голове. В книге «Весна» не было ни одной гравюры с двумя мужчинами сразу. Наверное, дело было просто в образах, которые я считала красивыми. «Да, Нао очень красив… И Таичи тоже, просто иначе…»