Книга Медвежий край, страница 63 – Дарья Кузнецова

Несколько минут продолжались однообразные бессмысленные переговоры, а потом всё это надоело Сидору. Он молча взял Антонину за плечи, отодвинул её в сторону и без стука распахнул дверь. В него тоже полетела какая-то плошка, но её Березин поймал на лету, шагнул в комнату и закрылся.

Антонина переглянулась с хозяйкой, и обе встревоженно прильнули к двери.

В небольшой комнатушке пахло противно – по́том, испражнениями и тем непередаваемым кислым духом, какой сопровождает многие болезни. Судя по всему, в ней прежде жили девушки, дочери хозяина, но им пришлось потесниться, чтобы устроить больного отца в одиночестве: разумная предосторожность на случай, если хворь окажется заразной.

– Уйди, исправник! – пробурчал лежавший в постели бледный мужчина средних лет, и без того худощавый и жилистый, а недуг сделал его ещё более тощим. Сидор врачом не был, но характерных признаков, которые перечисляла Антонина, не нашёл. – Дай помереть спокойно!

– Ты был третьего дня у Оленева? – деловито спросил Березин, устраиваясь на краю сундука, стоящего в изголовье кровати.

– Это ты к чему? – опешил Артём Васильевич Луховицкий. Он попытался подняться, но все силы, видать, ушли на два броска посудой, удалось только сдвинуться по подушке и запрокинуть голову.

– К тому, что я тут как полицейский чин. Так что?

– Не был я там, на рыбалку ходили в лиман, позавчера только вернулся.

– А кто был?

– Того не знаю. Я вообще не знал, что у Оленева кто-то собирался…

– Ясно, – кивнул тот и поднялся с места.

– А ты только за этим и приходил, что ли? – не утерпел Луховицкий.

Сидор остановился перед дверью, обернулся.

– А ты думал, я тебя уговаривать стану врача пустить? – Он вскинул брови. – Коли человек – гниль и трус, готовый жену с пятью детьми вдовой оставить только потому, что ему баба не нравится в роли врача, я зачем его уговаривать буду?

– Да я… Да мне… – Хозяин смешался и вместо потока ругани забормотал, смущённый, и Березин задержался: его явно ждали соображения поинтереснее, нежели обычное чванство и предрассудки. – Девка ж молодая, а тут я с телесами своими… Ожог вполбрюха, срам на груди наколот, да и хворь такая, что мужику не признаешься!

Под конец его речи Березин не скрывал усмешки. Он наконец припомнил фамилию этого человека: Луховицкий из ссыльных был. Прежде шулерством промышлял, но остепенился да и прижился тут, когда срок отмотал. Но это случилось задолго до назначения Сидора, при его предшественнике, имя попадалось в бумагах.

– Давай жену позову. С ней спокойнее будет?

– Да что я, за женскую юбку держаться буду! – обиженно насупился мужик.

– Тогда только свою помощь предложить могу. – Исправник со смешком развёл руками.

– Зови уж докторшу, – тяжело вздохнул Луховицкий, и Сидор вышел, улыбаясь в усы.

А когда от двери с той стороны отпрянули смущённые женщины, беззастенчиво подслушивавшие, не сдержал весёлого смешка: любопытство Антонины чем дальше, тем больше его забавляло.

Бересклет пришлось задержаться в доме. Никакого ботулизма у смущённого пациента не обнаружилось, и даже дизентерии не было, а нашлось обыкновенное, хотя и острое, пищевое отравление, которое и без участия врача, естественным путём, шло к окончанию. Луховицкий оказался весьма крепким и здоровым человеком, так что напрасно он звал священника.