Книга Пшеничная вдова, страница 107 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Я не знала, что здесь происходит, – сказала бледная, взбудораженная Исбэль. Пальчики ее дрожали, переминая складки на тревожном от ветра плаще. Смерти причинили много боли ее сердцу, но она предпочла мудро об этом промолчать, – В последний раз здесь было только море… – она всхлипнула, – и пара пылающий чаш…

– Я недоволен не тем, что вы привели нас сюда… – голос Реборна был так напряжен, что любой вскрик, всхлип или взгляд мог нарушить хрупкое равновесие и вызвать неудержимую лавину, которая обрушится на нее со всей силы северного холода. Исбэль была уверена в этом, – …а тем, что скрыли правду. Ваша ложь подвергает всех опасности. Вы не оставили мне выбора – придется принимать бой. Какие мысли были в этой бедовой рыжей головке, когда вы это придумывали?

– Мыслей не было… только страх, – Исбэль не маялась угрызениями совести, вовсе нет. Напротив, испытывала радость, что сейчас Реборн занят предстоящим боем больше, чем мыслями о ее лжи. Могла ли она похвастаться этим, если бы сказала правду? Исбэль поежилась, но в этот раз не от холодного бриза. Она видела мертвецов в телегах, в которых еще вчера покоилась пшеница. Я поступила правильно, заключила она, его гнев строг и неуживчив, он не примет никаких оправданий. Так можно и головы лишиться… Однако, в следующий раз Исбэль решила хорошенько подумать, что будет лучше – правда или если не ложь, то правда не вся?

– И чего же вы боялись? – сдвинул густые брови Реборн, отстегивая с седла меч. Пора было облачаться в доспех, но сначала надлежало отправиться в разведку. Ему нужно было увидеть все своими глазами, чтобы понять тактику. – Страх лишает воли, нет в нем никакого смысла. Быстро же вы об этом забыли.

– В тот вечер… там, под луной… мне было так плохо. Мне очень хотелось оправдать отца. Хотя бы в своем сердце… – если не ложь, то правда не вся, решила Исбэль, – Но вы были так злы… я просто испугалась северного гнева. Что бы сделал король, узнав, что мой отец не просто нанял инаркхов, но и пустил Безумного на свои земли? – Исбэль опустила глаза, ветер согнал локоны на ее лоб. – Я знала об этом, но ничего не сделала.

Реборн помолчал, отметив про себя не доверять женщинам во время их недомоганий. Прежде чем уйти за сиром Родериком, он бросил из-за спины:

– Едва ли вы могли что-либо сделать.

А она всего лишь хотела, чтобы он загасил чаши и прогнал двух Жрецов, дурманивших население Веселки еще две весны назад. Под действием дурман-травы дети пухли, смотрели осоловелыми глазами, но не видели, не дергали ее за волосы, удивляясь их необычно яркому цвету, не радовались тропическим леденцам. Не целовали ее в щеки… Откуда ей было знать, что Безумный так крепко пустит корни? Исбэль смотрела в спину удаляющемуся Реборну, гадая, сколько же людей сейчас находятся там, на побережье. Он же не убьет всех, правда?

На горизонте выросла гора Перемен, высокая, одинокая и предвещающая окончание пути: значит, близится столица. Прекрасная в полуденных лучах, гора накинула на покатые плечи плотную белесую дымку – от горизонта до горизонта. Словно тогда, более четырехсот весен назад, когда недра ее только начали изрыгать шипящее нутро, а море закипело, выбрасывая на берега вареную рыбу.

Прислуга сгрудилась у телег с провизией, стараясь держаться подальше от трупов. Молоденькие пажи были бледны и молчаливы, у них не осталось бравурных речей для благодарных ушей смешливых девиц. Те в свою очередь стали удивительно тихи и с тревогой вглядывались в мутную даль.