Книга Вдова на выданье, страница 74 – Даниэль Брэйн

Ложка, которой я размешивала тугой мед, выскочила из горшочка, и стол, а вместе с ним и я, оказались заляпанными сладкими каплями. Что если я вспомню реакцию каждого из тех, кого я увидела сразу после того, как очнулась и выбралась? Это, вероятно, мне что-то даст.

— Поехали за детьми, Евграф.

Я подумаю об этом… не завтра, но по пути. Следует поспешить, я не могу исключать, что лишний час в этом проклятом сарае подвергает моих малышей риску.

Я спускалась в подвал налить молоко — для кого, если дети его не пьют? Для себя, для Ларисы, для Домны? Мы все трое — родственницы, и пусть наследство моего мужа пшик, откровенный геморрой, в мое время от такого наследства наследники бежали, сверкая пятками, — возможно, есть что-то, что я не учла.

Я очнулась, услышала крик сына и кинулась на помощь. Уберу Харитона, чтобы он не мешал, Харитон лишний. Остается Лариса, удивившаяся моему появлению, но если это она ударила меня по голове, то в лицедействе ей нет равных. Остается Домна, едва не свалившаяся без чувств, но насколько я помнила — смутно, конечно — она застала момент, когда я размахивала канделябром и грозилась придушить Ларису ее жемчугами, от лапочки-Липочки такого никто не ждал. Верну Харитона и для сравнения вспомню, что он был, мягко выражаясь, шокирован, Харитона можно понять.

Парашка? Она была с детьми, но это когда я спустилась. Она могла оставить Наташеньку и добежать до кухни, старуха полна сюрпризов, с учетом ее прошлого. Покойная Зинаида? У нее было много времени, чтобы свыкнуться со своим промахом, если это она огрела меня по голове, и попробовать прикончить меня еще раз. И Евграф… я покосилась на сидящего рядом со мной мужика. Слабоват удар для него, или рука дрогнула?

Я никого не сбрасывала со счетов. Я боялась, я металась между двух зол. Собственно, зол было пять, минус покойная Зинаида, а значит, уравнение таково: четыре неизвестных или только две. И пока и Евграф, и Парашка меня спасали, но не берегли ли они меня, как жертвенного ягненка, и лишь для того, чтобы перерезать мне горло на алтаре.

В попытке убить меня нет никакой логики. В смерти Зинаиды нет никакого смысла. Лихач остановился напротив нашего дома — я сторговалась в оба конца плюс ожидание, — слез с козел, пошел потрепаться с коллегами по извозчичьему бизнесу. Окна дома были темны, я махнула рукой Евграфу:

— Иди собирай все, смотри, чтобы на одну телегу вещи уместились.

— Не можно, барыня, — возразил он. — Не уместятся. Вон и ванька наш пошел подряжать подводы.

Это нормально, что барыня вечно тупит на ровном месте, а слуги исправляют все по мере возможности? Пожалуй, да, так и есть.

Дети ужинали, и у меня остановилось сердце при виде малышей перед тарелками — не в доме, где так легко умереть, — но Парашка, вздрогнув, судорожно начала что-то заглатывать, и я перевела дух. Черт с тем, что она пасется в тарелках детей. Пусть, все равно это в последний раз.

— А ну куда из-за стола? — закудахтала Парашка с еще набитым ртом, и я видела, что она порывается отвесить малышам за неподобающее поведение затрещины, но помнит, чем ей грозит распускание рук. — Ты, матушка, чего суровая? Опять что стряслось?

— Собирай детей, Прасковья, — негромко повелела я, не скрывая гордости за себя. — Мы уезжаем.

— На ночь глядя? — засопротивлялась Парашка, но больше для вида. Или я себя этим утешила. — А до утра что?