Книга Хризолит и Бирюза, страница 119 – Мария Озера

— Готово, — буднично сказала она, но в её голосе проскользнула едва уловимая дрожь, слишком звонкая, чтобы быть равнодушной. Я почувствовала, как внутри меня похолодело, и сердце сжалось от странного сочетания восхищения и тревоги.

Я оперлась рукой о мягкую обивку дивана, сжала и разжала веки, прогоняя остатки тумана в голове, и медленно поднялась на ноги. Лоренц, всё это время находившийся рядом, был готов подхватить меня, но я обошлась без его помощи.

Теперь, когда силы немного вернулись, я смогла оглядеть комнату, которую прежде не успела рассмотреть. Простор и свет делали её величественной, но при этом удивительно интимной. Всё здесь говорило о вкусе и положении княжны.

На стенах — лёгкие, живые наброски; на окнах — сложенные в несколько слоёв занавеси, смягчавшие солнечные лучи. Кровать была застелена безупречно белым покрывалом, на котором не смела бы задержаться ни одна пылинка. У окна стоял старинный письменный стол, словно обросший воспоминаниями: на его поверхности — перо, чернильница, пара нераскрытых писем. Солнечные блики скользили по углам, обнимая пространство теплом и светом. Здесь, в этом уединённом месте, время казалось замедлившимся, почти застывшим.

Но эта гармония была разбита — словно кто-то обрушил бурю в тщательно оберегаемое убежище. В центре комнаты, как поверженный великан, лежал сломанный мольберт. Его перекошенные ножки вонзились в ковёр, а оттуда, будто кровью, расползались капли густой краски. Красные, синие, чёрные — они покрывали пол, стены, даже ножки мебели, будто сама комната стала свидетелем жестокого ритуала. Запах масла и скипидара, перемешанный с этим сладковатым, чужим ароматом, делал воздух вязким, тяжёлым.

Мой взгляд снова вернулся к Агнесс. Лишь теперь я заметила лёгкую припухлость её лица, выдававшую недавние слёзы и бессонные часы. Ей пришлось быть сильной, чтобы пережить то, что готовит ей судьба. Для борьбы за трон требовалось не только мужество, но и холодная решимость. Последние события в империи потрясли всех — и, похоже, ранили её куда глубже, чем она готова была показать.

Лоренц, погружённый в собственные раздумья, словно и не замечал тонких сигналов, которыми Агнесс выдавала себя. Но я видела — за фасадом её улыбок скрывалось нечто куда более хрупкое: страх, отчаяние…

Она резко повернула голову в мою сторону, затем посмотрела на закрашенную картину, словно все еще видела то, что только что замазала:

— Так ты знакома с Ниваром Волконским? — это был вопрос, не требующий ответа, потому что было всё и так понятно. Её взгляд продолжал цепляться за картину. — Есть в нём что-то дьявольское… хотя красив, как ангел.

Мы с Лоренцем переглянулись. Моё тело отреагировало мгновенно: лёгкая дрожь пробежала по коже, память взорвалась обжигающими образами нашей последней встречи. Не хотелось это признавать, но в её словах звучала правда. Я не могла возразить.

— Вы даже чем-то похожи, — Агнесс на мгновение оторвала взгляд от картины и устремила его на меня, сложив руки на груди и выпрямляя спину. Её глаза, цепкие и внимательные, изучали меня с новой осторожностью, словно она пыталась разгадать, откуда это чувство знакомости.

Я невольно нахмурила брови. Представить образ Нивара для меня было проще простого — его глаза, манера держаться, каждая тень на лице — всё всплывало в памяти. А вот чего-то общего между нами, кроме светлых волос, я не находила. Всё это казалось странным и неуместным: сходство, которое она уловила, было лишь поверхностным.