Книга Хризолит и Бирюза, страница 151 – Мария Озера

Наконец, ноги остановились, и я замерла всего в нескольких шагах от изголовья. Время будто потеряло счёт. Я стояла, не решаясь подойти ближе, пока внезапный порыв ветра не откинул полог и не раскрыл моему взгляду мирно спящее лицо графа.

Сердце моё ударилось о рёбра, дыхание сбилось. Я не могла отвести взгляда от этого лица — строгого и холодного наяву, но сейчас, израненного и беззащитного, почти хрупкого в своей тишине.

Ткань балдахина продолжала колыхаться, словно танцуя под музыку ночного ветра. Каждый порыв приносил в комнату запах сада — свежий, сладковатый, полный жизни, такой контрастный с неподвижностью этого мужчины.

Его светлые волосы прилипали к влажному от пота лбу. Сон был тревожным: на лице появлялись лёгкие морщинки, дыхание то сбивалось, то вновь становилось ровным, будто он боролся с какой-то невидимой тенью. На тумбочке стоял кувшин с водой и аккуратно сложенная ткань. Я осторожно намочила её и, почти задержав дыхание, присела на край кровати.

Моя рука дрожала, когда я убрала пряди с его лба и коснулась кожи прохладной тряпицей. Он не шелохнулся. В этой неподвижности я почувствовала странное утешение — словно его молчание разрешало мне быть рядом.

Закончив на шее, я отложила ткань, но пальцы не хотели отпускать его тепло. Робко, почти боязливо, я коснулась кончиком указательного пальца его щеки, провела вдоль скулы и замерла на подбородке. Его губы были чуть приоткрыты, и на миг мне показалось, будто они дрогнули.

Я не удержалась — улыбка вышла виноватой и дрожащей, словно я совершала запретное. Наклонившись, я коснулась уголка его губ самым лёгким поцелуем, едва уловимым, как дыхание.

Комната будто замерла в этом мгновении: ночь потеплела, стены спрятали нас от всего мира. Я обняла его лицо ладонями и почувствовала, как его дыхание стало ровнее, спокойнее. И на краткий миг мне показалось, что где-то в глубине сна он услышал меня.

Обойдя кровать, я осторожно скользнула под тяжёлое одеяло и придвинулась ближе. Мир изменился сразу: рядом с ним становилось тише, теплее, безопаснее. Будто та невидимая ниточка, что связала нас в пережитом ужасе, теперь держала и меня — не давая упасть в пустоту.

Я обняла его руку, уткнувшись носом в плечо. Его запах — древесный, густой, с терпкой ноткой каштана — накрыл меня, как собственное дыхание. Лишь теперь я поняла, что вся эта комната была соткана из него. Такой близкий, такой родной — будто всегда был частью меня.

Я боялась пошевелиться, чтобы не разрушить хрупкую тишину. В памяти вспыхнуло наше первое знакомство — его взгляд, холодный, острый, как клинок. Тогда он заставил моё сердце дрогнуть, и я упрямо не хотела признавать этого. Но сейчас… сейчас я больше не могла отрицать очевидное.

Я крепче сжала его ладонь — осторожно, словно проверяя: здесь ли он, или всё это лишь сон, подаренный мне луной? Время остановилось. За пределами этой комнаты не существовало ничего: ни боли, ни опасности, ни прошлого. Только мы вдвоём, затерянные в нашем маленьком мире, который, возможно, не принадлежал нам.

Но на эту ночь он был нашей крепостью.

И где-то в глубине сердца я знала: утро всё изменит.

Комната постепенно оживала вместе с рассветом. Сквозь занавески пробивались тонкие нити света, и они ложились на пол золотыми росчерками, словно сама утренняя заря решила украсить наше убежище. Я чувствовала, как солнечное тепло касается кожи, даря утешение, — и боялась даже шевельнуться, чтобы не спугнуть эту хрупкость момента. Хотелось лишь раствориться в нём и забыть обо всём.