Книга Хризолит и Бирюза, страница 218 – Мария Озера

— Лоренц, — проговорил он низким голосом, едва заметив сына. — Ты едешь в участок?

— Да. Дам показания и постараюсь замять то, что можно замять, — коротко ответил Лоренц, поправляя перчатки. — Всё ли в порядке?

— Вполне, — Николас посмотрел на него долгим внимательным взглядом. — Хочешь, поеду с тобой?

— Не стоит. Всё под контролем.

Отец подошёл ближе, положив руку на плечо сына. В этом простом жесте было больше поддержки, чем в тысяче слов.

— Ты сделал всё правильно, — тихо произнёс он. — И в этот раз тоже сделаешь. Мы — Винтерхальтеры. Мы всегда защищаем своих.

Лоренц сдержанно кивнул, принимая и поддержку, и груз ответственности, который она означала.

Через несколько минут его автомобиль выехал из ворот дома. В салоне царила сосредоточенная тишина. Офелия сидела рядом, задумчивая, с пальцами, нервно сцепленными в замок.

— Я отвезу тебя к клубу, — сказал Лоренц, не отрывая взгляда от дороги. — Твоё присутствие в участке не понадобится. Доверяй мне, я разберусь.

Она хотела возразить, но по выражению его лица поняла, что это решение окончательное. Машина мягко затормозила у входа в знакомое здание, и Офелия вышла, бросив на него короткий взгляд благодарности и беспокойства.

Уже спустя несколько минут Лоренц вошёл в прохладный холл полицейского участка. Гулкие коридоры пахли чернилами и табаком. Он отвечал на вопросы следователя чётко и спокойно, не упоминая имени Агнесс. Каждое его слово было выверено, словно он заранее знал, где может скрываться опасный крючок. Так и должно было быть: защищая Агнесс, он не позволял себе лишней эмоции.

Подписав протокол, Лоренц вышел из допросной, ощущая лёгкую усталость, но и странное удовлетворение — он сделал ровно то, что должен был.

* * *

Мы с Лоренцем проговорили полночи, пока он не начал клевать носом, засыпая на середине собственных фраз. Я проводила его в спальню, помогла устроиться, а потом тихо вернулась в отведённую мне комнату.

Под утро, когда первые лучи солнца лишь робко коснулись горизонта, я уже была на пути в клуб. Платье осталось в поместье Лоренца — я предпочла мужскую одежду, чтобы слиться с сонным городом и не привлекать ненужного внимания.

Главная гостиная встретила меня тишиной, нарушаемой лишь еле слышным потрескиванием углей в камине. Жизель сидела в кресле спиной ко мне, закинув ногу на ногу, и неторопливо тянула дым из длинного мундштука. На ней была изумрудная шёлковая накидка, расшитая перьями по рукавам и подолу; перья мягко дрожали при каждом её движении, словно живые. Цвет ткани идеально подчеркивал холодную зелень её глаз, превращая их в драгоценные камни, пронзающие взглядом насквозь. В распущенных светлых волосах и полном отсутствии макияжа читалось одно: она ночевала здесь, в клубе, а не в особняке через пару кварталов или во дворце, где ей полагалось быть по статусу супруги регента.

В памяти всплыла вчерашняя фраза гвардейца о том, что Маркс нездоров. Возможно, он, как и многие другие, сейчас в больнице. А Жизель… Жизель сидела здесь, в полутёмной комнате, укутанная в шёлк и дым. И впервые в её позе, всегда безупречно уверенной, я уловила что-то похожее на тревогу.

Я попыталась проскользнуть мимо тихо, как тень. Но любая попытка обмануть Жизель была обречена. Она замечала малейшее движение воздуха, каждый взгляд за спиной. Я поняла свою ошибку лишь тогда, когда услышала её низкий голос с хрипотцой: