Книга Хризолит и Бирюза, страница 278 – Мария Озера

К моему удивлению, отец нередко звал меня к себе в кабинет, расспрашивая о жизни в Трущобах. И всё же, как бы легко он ни принял меня, в его манерах чувствовалась холодная отчуждённость. Я склонна объяснять это тем, что ему тяжело примириться с фактом: когда-то он оставил попытки найти женщину, которую любил, и позволил собственной дочери выживать на самых опасных улицах Империи. Он винит себя, а потому не позволяет излишней вольности в обращении со мной. Впрочем, я сама веду себя столь же сдержанно. Мне было отрадно осознать, что он не питает ненависти к моей матери и что я — плод их нежной любви. Но, наблюдая за некоторыми его публичными поступками, идущими вразрез с моими взглядами, я всё ещё не могу с уверенностью сказать, какую цель он преследует, решившись принять меня спустя двадцать шесть лет.

Всё подозрительнее становилась и фигура моего старшего брата, которого я так и не видела. Отец уверял, что тот погружён в дела и никак не может появиться даже на скромном семейном обеде, а Жизель неизменно отмалчивалась, награждая меня строгим взглядом. То ли я утомила её расспросами, то ли у неё имелись собственные причины для тревоги.

Отец же предложил мне поступить в Верхний университет и получить надлежащее для княжны образование. Большую часть времени я теперь проводила в библиотеках и за занятиями с наставниками, наверстывая то, что было безбожно упущено за годы скитаний. Я изучала многие науки, особое внимание уделяя точным. Еще неизвестно, насколько меня хватит, но астрофизика и все приспособления, благодаря которым можно было увидеть происходящее на небе, приводила меня в неистовый восторг.

В часы досуга я, разумеется, тянулась к Лоренцу. Вместе мы открыли банковские счета для Адриана и Генри — решили, что выбирать кого-то одного несправедливо, ведь талантлив был каждый из них. Агнесс же всё ещё дулась из-за истории на балу дебютанток. Разговаривая с графом Винтерхальтером сквозь зубы, она причиняла ему явную боль, но он, похоже, начал привыкать. В последние дни я заметила: всё, чем он отвечал на её колкие замечания, — это тяжёлый, протяжный вздох, словно усталый человек, примирившийся с неизбежным.

Ллойда от нее он так и не отставил. Было забавно поначалу наблюдать за ее тщетными попытками его обхитрить и куда-нибудь сбежать. Но парень оказался не так прост и пресекал все ее шалости, от которых Агнесс через какое-то время отказалась и примерила на себя роль важной персоны с личным охранником.

С течением времени Ллойд сделался для неё не только защитником, но и наставником. Его непоколебимая сдержанность и внимательность к мельчайшим деталям научили её ценить порядок, которому она сперва противилась с привычным упрямством. Постепенно живость и изворотливость девушки начали обретать иное направление — Агнесс перестала быть ребёнком, вечно мечтающим о бегстве, и шаг за шагом становилась женщиной, способной держать себя в обществе.

Мы с Лоренцем заметили это переменившееся равновесие и, облегчённо выдохнув, оставили попытки наставлять Агнесс на разумный путь: её судьба уже была в надёжных руках. Лоренц, правда, тяжело переживал этот поворот. Ему пришлось признать: рано или поздно он должен был перестать видеть в Агнесс свою воспитанницу и отпустить её в собственное плавание.