Книга Хризолит и Бирюза, страница 324 – Мария Озера

— Чёрт побери… Филипп! — уже громче позвал Иден, но тьма лишь глухо отозвалась эхом.

Он осторожно шагнул вперёд, проверяя каждую палатку, каждую тень. В одном из шатров воздух был тяжелее, гуще, чем снаружи, а холодный сквозняк в прорезях ткани тянул запах крови. Иден замер, вслушиваясь. Любой шорох мог означать жизнь или смерть.

Внезапно тишину прорезал резкий вздох. Иден вздрогнул, напрягся, пальцы стиснули эфес меча. Перед ним из мрака вынырнул силуэт. Тёмные глаза противника встретились с его собственными — и на миг всё остановилось. Воздух стал вязким, шаги застыли, время замерло. Дальше пути назад не существовало: честь, решимость и сама судьба зависели от одного удара.

— Его ищешь? — голос врага был низок, искажён, словно рождён в самых глубинах ненависти. На изуродованном шрамами лице расползлась зловещая ухмылка. Длинная борода и короткие волосы придавали ему вид древнего варвара, прошедшего сквозь десятки войн и выжившего лишь для того, чтобы сеять боль. Его глаза, полные мрака, сверкнули в свете тусклого фонаря.

Генерал вражеской армии медленно поднял руку к бледному свету едва теплившегося фонаря. Его пальцы крепко сжимали каштановые волосы — чем выше он поднимал руку, тем ужаснее становилась открывавшаяся картина. В спертом воздухе палатки, нарушаемом лишь завыванием ветра снаружи, отчётливо ощущался тяжёлый запах страха и отчаяния.

В руках варвара была голова его ближайшего друга.

Сломанные губы, безжизненные глаза — те самые, что ещё вчера смотрели на него с надеждой и шутливо обещали выпить вина после боя. Теперь их молчание било больнее любого клинка.

В груди Идена всё сжалось. Перед глазами вспыхнули воспоминания: ночные разговоры у костра, смех среди грохота войны, их клятва вернуться домой живыми. Всё это мигом обратилось в прах. Надежды, мечты, дружба — всё поглотила холодная тьма.

За стенами палатки нарастал гул: враги готовились к новой атаке. Но мир вокруг для Идена сузился до одного мгновения — до головы друга в руках врага.

Принц опустил взгляд, словно искал прощения у павшего товарища, и понял: прощения не будет. В нём вспыхнуло пламя ярости — не ослепляющей, а холодной, ледяной, как сталь его меча.

Враг, презрительно усмехнувшись, швырнул голову Филиппа к стене, будто это был мусор.

Иден застыл. Его сердце колотилось так громко, что казалось, вот-вот прорвёт грудь. Руки сжали рукоять меча до белизны, перчатки скрывали лишь дрожь пальцев. Мир вокруг померк, и осталась только одна мысль: как он допустил это?

Но ответ был не нужен. Варварский генерал смотрел на него взглядом, полным презрения, и Иден понял: угроза исходила не только от клинка в руках врага. Настоящая тьма рождалась внутри него самого — и теперь она требовала выхода.

На помощь принцу подоспел Давор. Его глаза вспыхнули кровавой яростью, едва он увидел, как голова Филиппа скатывается с сугроба, оставляя позади себя алую полосу, будто печать памяти, уходящую в глубины снега.

Иден вскинул меч, и сталь поймала лучи утреннего солнца. Внутри него бушевал гнев, прожигающий каждую жилу. Он знал: не имеет права сломаться. Стиснув зубы, принц выделил врага среди хаоса и шагнул вперёд, сливаясь с огнём битвы.

И вот — столкновение. Мечи сошлись с гулким звоном, эхом прокатившись по заснеженному полю. Иден наносил удар за ударом, каждый движимый памятью о друге. Он искал не только мести — он требовал восстановления чести, унесённой вместе с жизнью Филиппа.