Книга Хризолит и Бирюза, страница 61 – Мария Озера

Я сглотнула, отводя взгляд от его ожидания.

— Я… — запнулась, — навещала дядюшку. У которого раньше работала. До переезда.

Нивар сузил глаза — взгляд в упор, колючий, изучающий. Молчал. Будто в уме сравнивал факты, хранил в памяти все мои передвижения. И, кажется, нашёл несостыковку. Но промолчал. Только глубоко выдохнул и поднялся.

— Давай ладонь, — сказал он с такой уверенностью, что не возникло ни капли сомнения: я должна подчиниться.

Я вложила руку в его ладонь. Он даже не смотрел на неё, действуя спокойно, точно, привычно — обработал ссадину, наложил повязку, как будто делал это не впервые. Его пальцы холодные, твёрдые, и вместе с тем — удивительно бережные. Словно он знал, когда можно быть резким, а когда — нет.

Мне стало не по себе.

Могла ли я надеяться хоть немного понять этого человека? Иногда казалось, что он видит меня насквозь — стоит лишь взглянуть. Его глаза будто хранили все мои тайны ещё до того, как я сама осознала их.

В подсознании очередной раз предательски всплыли картины в темноте каморки, и я резко выдернула руку из холодной заботы Нивара. Он успел закончить, поэтому я не помешала своей выходкой. Эти воспоминания вогнали меня в краску, которую мгновенно заметил мужчина. Его прямолинейный взгляд твердил, что он знал, о чем я подумала, и даже не старался его отвести.

Я резко отстранилась, ощущая, как сердце колотится в груди, и прижала к нему больную руку, будто это могло заглушить глухой стук. Время, кажется, замерло. В его глазах читалась смесь любопытства и понимания, как будто он был не просто свидетелем моих мук, а их соучастником. Странное тепло расползлось по телу, и в тот момент мне хотелось разоблачить все свои страхи, поделиться тем, что меня тревожит.

— На улице машина, — прервал мучительное безмолвие Нивар, всё тем же ровным, спокойным голосом. — Она доставит тебя до апартаментов.

Я опустила взгляд на перевязанные ладони и колено. Неожиданно грудь сжала острая боль — не телесная, а иная, более глубинная, которую невозможно было объяснить или оправдать. Я неспешно поднялась с кушетки — и оказалась на опасном расстоянии от него. Он не отступил. И в этой неподвижности было что-то непоколебимо мужское, почти вызывающее. От Нивара веяло бесстрастием и запахом свежей хвои — таким, будто в его вселенной не существовало ни времени, ни тревог, лишь этот миг, наполненный нами.

Он пристально вглядывался в черты моего лица, словно запоминал их — медленно, скрупулёзно, с неясной мыслью. Его ладонь едва заметно потянулась ко мне.

На какое-то мгновение мне показалось, будто всё в мире замерло. Только я — и он.

Нивар с почти медицинской точностью рассматривал моё лицо. Его рука медленно поднялась, приближаясь, как будто тянулась не к моим волосам, а к самой сути того, что я собой представляла.

Снова этот блеск в глазах.

Опять этот блеск… Что ты прячешь за ним, граф Волконский?

Я старалась стереть с лица смущение, отогнать навязчивые образы, но, как назло, его близость притягивала, точно магнит. В его глазах жила та самая искра — не дерзкая, но опасная, — от которой сердце то и дело срывалось с привычного ритма. У меня уже начинали рождаться образы — грешные, дерзкие: как он грубо хватает меня за шею, тянет к себе и целует, будто весь мир создан только для этого единственного момента…