Книга Хризолит и Бирюза, страница 66 – Мария Озера

— Почему ты просто не заплатила им? — удивлённо спросил он, но, заглянув мне в глаза и прочитав там откровенное нежелание склонять голову, резко сменил тон: — Больше они тебя не потревожат. Он вскочил с дивана, резко, как от удара тока, и отвернулся к окну, будто только так мог сдержать переполнявший его гнев.

А когда снова посмотрел на меня — в глазах уже не было ярости. Лишь нежность, теплая и тягучая. Он подошёл ближе, обошёл меня и, встав сзади, склонился и коснулся губами моей макушки.

Я выдохнула. Глаза сами собой закрылись, и тело отозвалось тихим, благодарным расслаблением. Его тепло проникло под кожу, разлилось по венам, и на какое-то мгновение я позволила себе просто быть рядом с ним — без страха, без тревоги.

Когда я снова открыла глаза, Лоренц стоял рядом, но его взгляд был далёким. Он колебался, это было видно: желание защитить меня боролось с его собственными мыслями о том, действительно ли это мне нужно.

Мне было приятно его присутствие, приятно чувствовать эту силу за спиной. Но в то же время я знала: если он действительно вмешается — это всё только осложнит.

— Лоренц, я совсем забыла, — в голове всплыла недавняя идея, как мне облегчить задачу с выбором достойного кандидата на образование. — Могу ли я попросить тебя заняться организацией благотворительного вечера для троих учеников? Точнее, это будет скорее для нужд школы, но таким образом я хотела бы выбрать, кто больше подходит для жизни в Верхнем городе.

Брови Лоренца одобрительно взлетели вверх, и он, весело прищурившись, щёлкнул меня по носу.

— Госпожа Хаас, вы всё глубже погружаетесь в светскую жизнь! — его улыбка стала ещё шире.

И мне вдруг совсем не захотелось, чтобы он уходил.

Его слова будто подарили мне крылья. Я уже начинала привыкать к приёмам и раутам, что заполняли мой календарь, но только теперь осознала: я могу быть не просто сторонним наблюдателем — я могу действовать. Внутри что-то трепетно раскрывалось, словно душа, до сих пор спрятанная в оболочке, наконец ощутила пространство, где ей можно расцвести. Блеск люстр, гладкие улыбки, шелест платьев — всё это больше не пугало. Страх отступал, уступая место новой уверенности, которую я так долго искала.

А рядом с Лоренцем… было спокойно. Как дома. Хотя дома у меня никогда и не было. Он принёс с собой то ощущение, которого я не знала: лёгкость, заботу, почти доверие. Ещё немного — и я сдамся под таким осадным штурмом.

— Я помогу тебе, ласточка моя, — мягко пообещал он, взглянув на часы, спрятанные под рукавом. — Уже шесть, птенчик. Тебе пора собираться.

Лоренц тихонько поцеловал меня в щеку, задержавшись, будто долгое трепетное желание было вознаграждено. Его губы касались моей кожи, оставляя легкое ощущение влажности, словно они были наделены магией, способной стереть все заботы и страхи. Я легонько повела щекой в его сторону, будто хотела впечатать этот поцелуй в свою кожу.

Он отстранился. Пространство будто на миг стало другим — наполнилось тишиной. Я не спешила говорить, нарушать ее, позволяя этому моменту продлиться, растянуться до предела.

Мы обменялись взглядами, от которых в воздухе витала легкая дрожь, после чего он закрыл дверь моих апартаментов с другой стороны.

Платье, надетое на меня, было строгого чёрного цвета — без украшений, без компромиссов, словно чёрный флаг подчинения. Держалось оно исключительно на изощрённой шнуровке по спине: стоило бы моей груди взбунтоваться — она бы тут же проиграла сражение, и платье сошло бы вниз с достоинством утопающего. Но корсет, беспощадный и неотвратимый, сдавливал меня с такой силой, что грудь казалась явлением — пусть и вымученным.