
Онлайн книга «Покрывало для Аваддона»
— Я Августу ищу, — Ленка приоткрывает дверь и боком протискивается в щель. — Августа на занятиях. А ты мне Лотмана обещала. — Будет тебе Лотман. — Ленка садится на стул с рахитичными ножками. — Я тут подожду, ладно? — Ладно, — доцент Нарбут рассеянно складывает бумаги в стопку. — Что, опять могилки перекапывать? Говорят, на американскую клиентуру работаете… Нарбуту всегда всё известно, потому что у него хорошие источники информации. Но никто не знает, какие именно, потому что он своих информаторов не выдаёт. — Бывает… — говорит Ленка. — И как же вы так прислонились? Наверняка та, чёрненькая, которая с тобой на курсе училась, а потом в Штаты дёрнула… Небось, с её подачи… — Если знаете, зачем спрашиваете? — Так, проверяю одну гипотезу. До чего мы докатились, а? Доцент наук могилки за эмигрантами убирает. Раньше мы были за железным занавесом, как за каменной стеной, а теперь — на тебе, пожалуйста! Любой космополит может тебя на кладбище отправить! Сходи-ка, юноша, — это он уже заглянувшему в дверь унылому студенту, — позови Пшибышевскую. — А она уже сама сюда идёт, — мрачно говорит студент. — Занятия отменили. — Это ещё почему? — Бомбу подложили. Всеобщая эвакуация. — Бомбу, наверное, второму курсу подложили, — говорит доцент Нарбут, — у них как раз пересдача. Эй, что с тобой? Вдоль стены тянется ряд портретов — мрачные братья-близнецы в наглухо застёгнутых сюртуках, последние в ряду — в пиджаках и при галстуках. — Кто это? — тихо говорит Ленка, — вон там, пятый слева? — Это… — приглядывается Нарбут, — да чёрт его знает, все они на одно лицо. Математики… — А, это ты, — говорит, влетая в комнату, Августа. Она уже оправилась от вчерашнего потрясения. На ней потрясающий замшевый пиджак и очень элегантная юбка. — Ты слышала про бомбу? Занятия отменили. Пошли в Пале-рояль, там сейчас музыкальный праздник какой-то. Заодно и кофе попьём. Да что это ты, в самом деле? Ленка стоит с раскрытым ртом и тычет пальцем в табличку под портретом. — Гершензон, — говорит она. — Гершензон, Моисей Самуилович. — Самойлович, — поправляет доцент Нарбут. — Один чёрт. Августа, говорю тебе, это он… — Брось! Мало ли в Одессе Гершензонов… — Даты… даты смотри! Всё сходится! Строгий старик в ермолке укоризненно смотрит на неё. — Ты что, — спрашивает доцент Нарбут, — нашла пропавшего родственника? Ленка тихонько качает головой. — Послушай, — говорит она наконец, — а он всегда тут висел? — Не помню, — неуверенно говорит Августа, — кто же смотрит на портреты? Ленка приподнимает пыльную раму. Под ней ярко-розовый квадрат обоев. — С незапамятных времён… — бормочет она, — надо же… — Послушай, Юра, — Августа оборачивается к Нарбуту, — кто это, не знаешь? — Понятия не имею, — холодно говорит Нарбут. Ленка тянет Августу за рукав. — Выйдем… — говорит она шёпотом. Они оказываются в полумраке коридора, в стрельчатое окно заглядывает зелёное дерево. — Ты чего? — спрашивает Августа. — Врёт. Он знает. Он всегда всё знает. — Тогда почему не говорит? Что, личность какого-то настенного Гершензона такая потрясающая тайна? Вот же он, висит, на всеобщем обозрении… — Так ли уж на обозрении… — сомневается Ленка. — Что ж мы его раньше не замечали? — Опять за своё, да? Он что, по-твоему, сам тут повесился? Снял со стены, я не знаю, Гаусса и повесился? — А ты можешь дать гарантии, что это не так? — Я даю гарантии только нормальным людям, — холодно говорит Августа. — Это ты своим студентам скажи… Ты вот что… Сколько у тебя при себе денег? — А тебе какое дело? — А такое. Давай сюда. Всё давай… — Лена, ты точно сошла с ума, — шипит Августа, покорно выбирая из бумажника радужные купюры. — Вот… видишь, я свои докладываю. Все, какие есть. — Ленка пересчитывает наличность. — Достаточно. Пошли. Говорить буду я. А ты молчи. Молчи и кивай. Они вновь входят в комнату. У Августы лицо вытянутое, Ленка сохраняет фальшивую жизнерадостность. — Юрий Игоревич, — говорит она несколько заискивающим голосом. — Мы тут с Августой подумали… раз бомба, чего тут сидеть… — Да она не взорвётся! Я уже столько таких бомб пережил… — Как знать, — загадочно говорит Ленка, — но я бы на вашем месте всё же переждала где-нибудь в безопасности. Скажем, на Гоголя — там такое хорошее кафе, на Гоголя. Интеллигентные люди туда ходят. — Тоже мне, нашли безопасное место, — в глазах Нарбута появляются проблески интереса, — там недавно на одного интеллигентного человека кусок штукатурки упал. Потом, пиво там никуда… житомирское пиво. Житомирцы им оптом, за бесценок свою бурду сбывают. — А мы не будем пиво. Мы будем коньяк. Верно, Августа? Августа молча кивает. — Я угощаю. — Ты что, наследство получила? — удивляется Нарбут. — Нет… я получила послание… Так пошли? — Ну что с вами поделаешь, — говорит доцент Нарбут. * * * — С другой стороны, — говорит доцент Нарбут, — если взять, например, Хайдеггера… — Не надо, — говорит Ленка. — Или Шестова. Вот он пишет — «Метафизика есть взвешивание вероятностей». Как вы думаете, дамы, а вдруг, кроме доходящей до нас действительности, существует ещё одна, хаотическая и не знающая закона? — Это вы бросьте, — говорит Ленка. — Материя есть объективная реальность… ик… суче… существующая сама… ик… по себе… — Это идеализм, Юра, — укоризненно произносит Августа. — Лена, тебе хватит. — Идеализм? А зачем это вам, скажите на милость, срочно понадобился Гершензон? Только честно? — Он нам не нужен, — говорит Ленка. — На фиг не нужен. Это мы… ик… ему зачем-то срочно понадобились. Верно, Августа? Августа молча кивает. — Убр… надо было убрать могилу Гершензона. Мы и убрали. А их оказалось два. — Кого? — Гершензонов. Пошли убирать второго Гершензона и… — Погодите. У вас что, общество друзей мёртвых Гершензонов? |