Книга Черный крестоносец, страница 168 – Алистер Маклин

Откинув верхнюю крышку, я достал хомяка из клетки. На мой взгляд, он был в неплохой физической форме, поскольку немедленно выскользнул из моей руки, спрыгнул на облицованный резиновой плиткой пол, пробежал по длинному проходу между столом и лабораторным стендом и вновь принялся чесать нос. Я решил: если с хомяком ничего не случилось, то и мне бояться нечего, в конце концов вешу я раз в пятьсот больше. Я расстегнул ремни на шее, снял дыхательный аппарат и вдохнул полной грудью.

И очень зря. Согласен, при мысли о том, что жить тебе еще долго, вряд ли вместо глубокого вздоха облегчения ты станешь осторожно принюхиваться к воздуху, но именно так мне и следовало поступить. Теперь до меня дошло, почему хомяк так усердно и с таким отвращением тер нос. Мои ноздри будто сжались от смрада, несравнимого даже с запахом сероводорода.

Зажав нос, я стал обходить стеллажи и столы. Через тридцать секунд в проходе центральной части лаборатории я нашел то, что искал. И что боялся найти. Полуночный визитер не то что забыл выключить свет, он просто убегал в такой спешке, что мысль о выключателе даже не мелькнула у него в голове. Перед ним стояла единственная жизненно важная цель: как можно быстрее выбраться из этого помещения, плотно затворив обе двери.

Поиски доктора Бакстера Хардангеру можно было отменять. Доктор Бакстер, все еще в своем белом лабораторном халате, лежал здесь, на резиновом полу. Судя по всему, он, как и Клэндон, умер мучительной смертью. Но в отличие от Клэндона, не от цианида. Мне было неизвестно, какая смерть вызывает такую необычную синеву на лице, столько жидкости из глаз, ушей и носа и вдобавок ко всему такой омерзительный запах. Даже смотреть на труп было тошно. Мысль о том, чтобы подойти ближе, показалась невыносимой, но я все равно заставил себя это сделать.

Прикасаться к телу я не стал. Причину смерти я не знал, однако хорошо понимал опасность, и к нему не притронулся. Вместо этого я низко наклонился и осмотрел его настолько внимательно, насколько позволяли обстоятельства. За правым ухом виднелся небольшой ушиб, в месте разрыва кожи вытекло немного крови, но явно выраженной припухлости не было. Смерть наступила до того, как успел образоваться настоящий кровоподтек.

В нескольких футах от трупа, у основания дальней от входа стены, лежали изогнутые осколки темно-синего цвета и красная пластмассовая крышка – очевидно, фрагменты разбитого сосуда. Никаких признаков того, что хранилось в этом сосуде, не было.

Стеклянная дверь с резиновым уплотнителем, встроенная в эту дальнюю стену, вела в помещение, которое ученые и лаборанты называли зверинцем. Таких в Мордоне насчитывалось четыре.

Я распахнул дверь и вошел в огромную комнату без окон размером почти как сама лаборатория. Все поверхности стен и три лабораторных стола длиной во всю комнату занимали в буквальном смысле сотни всевозможных клеток: несколько герметичных стеклянных конструкций, оснащенных индивидуальными установками кондиционирования и фильтрации воздуха, большая же часть – обычные сетчатые клетки.

На меня уставились сотни пар глаз, в основном маленьких и красных, как бусины. Всего в этом помещении содержалось порядка полутора-двух тысяч животных, главным образом – процентов на девяносто – мышей, а также примерно по сотне кроликов и морских свинок. Насколько я мог судить, выглядели они вполне здоровыми, – во всяком случае, произошедшее в соседней комнате на них никак не повлияло. Я вернулся в лабораторию, закрыв за собой дверь.