Книга Черный крестоносец, страница 176 – Алистер Маклин

– Расскажите, что происходило вчера, когда вы были в блоке «Е», – сказал я. – Подробно. Что вы делали, что видели, что вам сказал доктор Бакстер и что вы сказали ему. Не упустите ни одной детали. Ни малейшей.

Они принялись рассказывать, то и дело сменяя друг друга, а я сосредоточенно наблюдал за ними и даже не пытался слушать. Пока они говорили, вернулись женщины. Бледная миссис Брайсон одарила меня застенчивой полуулыбкой, которую я проигнорировал, поскольку был слишком увлечен процессом. Как только представился удобный случай, я допил свой виски, встал и собрался уходить. Миссис Брайсон пролепетала какие-то извинения за свою глупость, в ответ я тоже попросил прощения, а Брайсон сказал:

– Сожалею, что толком не помогли вам, мистер Кэвелл.

– Еще как помогли, – отозвался я. – Работа полиции в основном заключается в том, чтобы подтвердить или исключить возможности. Вы исключили больше, чем вам кажется. Простите, что взбудоражил вас. Понимаю, что это стало потрясением для обеих ваших семей, вы ведь так тесно связаны с Мордоном. Кстати, о семьях: а где же ваши дети?

– Слава богу, не здесь, – сказал мистер Чипперфильд. – Они у бабушки в Кенте, на октябрьские праздники всегда гостят у нее.

– Да, весьма удачно, – согласился я.

Еще раз извинившись, я быстро попрощался и вышел.

На улице уже совсем стемнело. Я вернулся к машине, выехал за ворота фермы и свернул налево, в сторону центра Альфрингема. Проехав ярдов четыреста от ворот, я нашел удобную площадку, заглушил двигатель и выключил фары.

С невыносимой болью в ноге мне потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы вернуться к коттеджу Брайсона. Портьеры в гостиной были задернуты кое-как, и я без особого труда увидел все, что хотел. Миссис Брайсон сидела на кушетке и плакала навзрыд. Муж одной рукой обнимал ее за плечи, а в другой держал стакан, более чем наполовину наполненный виски. Чипперфильд, обхватив ладонью такой же стакан, угрюмо смотрел на огонь в камине. Миссис Чипперфильд расположилась на кушетке лицом ко мне. Я не видел ее лица, только светлые волосы, поблескивающие в свете лампы, когда она склонилась к чему-то, что было у нее в руке и чего я не мог разглядеть. Да этого и не требовалось: я и так мог с полной уверенностью сказать, что это. Я тихонько отошел и не спеша направился назад, к машине. До прибытия лондонского поезда в Альфрингем оставалось еще двадцать пять минут. До прибытия поезда… и Мэри.

Мэри Кэвелл – смысл всей моей жизни. С нашей свадьбы прошло каких-то два месяца, а я уже знал, что это чувство со мной до конца моих дней. На всю жизнь. Эти слова может сказать любой, и они будут звучать банально, глупо и даже, пожалуй, немного пошло. До тех пор, пока вы не увидите Мэри. Тогда вы точно меня поймете.

Миниатюрная светловолосая красотка с удивительными зелеными глазами. Но не это делало ее особенной. Выйдите на лондонскую улицу в вечерний час пик, расставьте в стороны руки, и в ваши объятия попадет полдюжины миниатюрных светловолосых красоток. Дело не только в заразительном счастье, которое никого не оставляло равнодушным, не в неиссякаемой веселости, не в восторженном отношении к жизни, которую она проживала с лучистой энергией колибри. В ней было что-то еще. Некое чарующее качество было присуще ее лицу, глазам, голосу, всему, что она говорила и делала. У нее – единственной из всех, кого я знаю, – никогда не было врагов ни среди мужчин, ни среди женщин. Есть лишь одно слово, которым можно описать это качество, – доброта, старомодная и высмеиваемая многими. Мэри терпеть не могла «добреньких», называла их ханжами, но ее собственная доброта окружала ее словно осязаемое и заметное глазу магнитное поле. Магнитное поле, которое автоматически притягивало к ней больше обездоленных существ с искалеченными душами и телами, чем иной обычный человек встретил бы за десяток жизней. Старик, дремлющий в парке на скамье под слабым осенним солнцем, птица с перебитым крылом – все они тянулись к Мэри. Она хорошо умела лечить перебитые крылья, и до меня только сейчас начало доходить, что за каждым исцеленным крылом ее всегда ждало другое, о чем остальной мир даже не догадывался. Довершая ее портрет, скажу, что у Мэри все же был один недостаток, не позволявший назвать ее верхом совершенства, – взрывной характер, который порой проявлялся чрезвычайно эффектно под аккомпанемент шокирующих и при этом поразительно точных формулировок, но лишь когда на глаза ей попадалась птица со сломанным крылом либо человек, его сломавший.