Книга Черный крестоносец, страница 179 – Алистер Маклин

– Какого черта вы не рассказали мне этого раньше? – возмутился Хардангер.

– Только вечером вспомнил.

– Только вечером вспомнил… – передразнил Хардангер, но вдруг осекся и задумчиво произнес: – Не слишком ли это просто? Ухватиться за Хартнелла, потому что его ждет суд по делам о банкротстве?

– Не знаю. Я же говорю, он умен, но не во всем. Нужно выяснить. Алиби, разумеется, есть у обоих?

– Оба были дома. Родственники это подтверждают. После я хочу с вами поговорить. – Хардангер сдался. – Буду в «Провинции», в Альфрингеме.

– А я в «Приюте извозчика», в паре минут отсюда. Может, зайдете к нам часов в десять?

– К нам?

– Днем приехала Мэри.

– Мэри?

В его голосе одновременно слышались удивление, не вполне очевидное недоверие, но прежде всего – радость. Главная причина, по которой меня недолюбливал Хардангер, заключалась в том, что я похитил у него лучшую за всю его жизнь секретаршу. Она проработала с ним три года, и Хардангер берег ее как зеницу ока.

Он сказал, что придет в десять.

Никогда в жизни я не видел свою жену настолько испуганной. За ужином я выложил ей всю историю, от начала до конца. И теперь мы ехали в Хэйлем-Вудс в непривычной тишине. Двое испуганных в одной машине…

Без четверти восемь мы добрались до дома Чессингема – старого каменного особняка с плоской крышей и длинными узкими окнами. К парадному входу вела каменная лестница над напоминающей крепостной ров траншеей, прорытой по периметру здания для доступа света к цокольному этажу. Окружавшие дом высокие деревья шумели на холодном ночном ветру, пошел проливной дождь – и место, и ночь были вполне под стать нашему настроению.

Услышав звук мотора, Чессингем вышел и встретил нас на лестнице. Выглядел он бледным и измученным, что неудивительно: у всех, кто так или иначе связан с блоком «Е», сегодня были веские основания выглядеть бледными и измученными.

– Кэвелл, – сказал он, но не протянул руки, а широко распахнул дверь и посторонился, пропуская нас в дом. – Слышал, вы были в Мордоне. Вообще-то, я не ожидал вас здесь увидеть. Думал, мне и без того сегодня задали достаточно вопросов.

– Это скорее дружеский визит, – заверил я. – Моя жена, Чессингем. Когда я езжу с ней, я оставляю наручники дома.

Шутка получилась несмешной. Он без особого энтузиазма пожал руку Мэри и провел нас в старомодную гостиную, обставленную массивной мебелью Эдвардианской эпохи, с бархатными портьерами в пол и с большим растопленным камином. У огня в креслах с высокими спинками сидели две женщины. Одна из них – миловидная худенькая девушка лет девятнадцати-двадцати, кареглазая и темноволосая, как сам Чессингем, – его сестра. Вторая, очевидно, была матерью Чессингема. На первый взгляд она показалась мне староватой для его матери. Внимательнее приглядевшись, я все же решил, что она не старая, а просто так выглядит: седая как лунь, со странной поволокой в глазах, которая иногда появляется у людей, завершающих свой жизненный путь. Тонкие, морщинистые руки с набухшими венами покоились на коленях. Не старуха, а больная, очень больная, преждевременно состарившаяся женщина. Однако спину она держала прямо, а на ее лице, довольно аристократическом, светилась приветливая улыбка.

– Мистер и миссис Кэвелл, – представил нас Чессингем. – О мистере Кэвелле я вам рассказывал. Моя мама. Моя сестра Стелла.