Книга Черный крестоносец, страница 177 – Алистер Маклин

Мне до сих пор казалось удивительным, что она согласилась выйти за меня. Она могла выбрать почти любого другого мужчину, но остановила выбор на мне. Наверное, потому, что у меня тоже было сломано крыло. В битве за Кан гусеница немецкого танка раздавила мне ногу, осколки от взрыва фугасного снаряда так изрешетили пол-лица (которому и без того далеко до красоты Адониса), что не осталось никакой надежды на чудеса пластической хирургии, а левый глаз теперь едва различает разницу между днем и ночью. Это и впрямь сделало меня птицей с перебитым крылом.

Подошел поезд. Я увидел, как она выпорхнула из вагона примерно в двадцати ярдах от меня. Следом вышел дородный субъект средних лет, в котелке и с зонтом, – по всему видно, важный городской воротила, работа которого состоит в том, чтобы раздавать пощечины беднякам и лишать крова вдов и сирот. Он нес ее чемодан. Никогда раньше этого персонажа я не встречал и был уверен, что Мэри тоже увидела его впервые в жизни. Просто она так действовала на людей: даже те, от кого этого меньше всего ожидали, боролись за привилегию ей помочь. Воротила, судя по всему, всех победил.

Она радостно побежала ко мне. При встрече со мной Мэри никогда не стесняется проявлять чувства, и я, хотя до сих пор в такие моменты и ощущаю неловкость под удивленными взглядами людей на платформе, уже начал привыкать. В последний раз мы с ней виделись этим утром, но пусть думают, что я четверть века провел в австралийской глуши и приехал, чтобы воссоединиться с возлюбленной. Едва я отпустил ее из своих объятий, подошел воротила. Он поставил чемоданы на землю, одарил мою жену лучезарной улыбкой, приподнял котелок, повернулся, все еще не отводя от Мэри восхищенного взгляда, зацепился ногой за багажную тележку и упал. Затем встал, отряхнулся, не переставая сиять, вновь приподнял шляпу и исчез.

– Поменьше улыбайся своим воздыхателям, – сурово проговорил я. – Хочешь, чтобы я до конца дней возмещал ущерб, причиненный по твоей милости? Этот угнетатель рабочего класса с радостью заставит меня проходить в одном костюме всю оставшуюся жизнь.

– Он вел себя очень мило, правда. – Улыбка вдруг исчезла с ее лица. – Пьер Кэвелл, ты устал, чем-то сильно встревожен, и у тебя болит нога.

– Лицо Кэвелла – маска, – отозвался я. – По нему не узнаешь чувства и мысли. Непроницаемое лицо – так его называют. Спроси кого хочешь.

– И ты пил виски.

– Причиной тому долгая разлука, – изрек я и повел ее к машине. – Будем жить в «Приюте извозчика».

– Звучит восхитительно. Соломенная крыша, дубовые балки, уютные кресла у пылающего камина. – Мэри поежилась. – Я продрогла. Поехали скорей.

Через три минуты мы были на месте. Я припарковался у элегантного модернового сооружения, сияющего хромом и стеклом. Мэри посмотрела на гостиницу, перевела взгляд на меня и спросила:

– Это точно «Приют извозчика»?

– Видишь ту неоновую вывеску? Уличные туалеты и постельные клопы уже не в моде. И кстати, у них тут центральное отопление.

Впрочем, управляющий, одновременно выполнявший обязанности портье, гораздо лучше вписался бы в интерьер «Приюта извозчика» восемнадцатого века. Краснолицый, без пиджака и с сильным пивным перегаром, он сердито зыркнул на меня, улыбнулся Мэри и велел мальчику лет десяти, вероятно своему сыну, проводить нас. Номер оказался достаточно чистым и просторным, окна выходили на задний дворик, оформленный в виде жалкой имитации баварского пивного сада. А главное, прямо под одним из окон располагалось крыльцо.