Онлайн книга «Черный крестоносец»
|
Чтобы не смазать следы на паркете, я толкнул дверь рядом с собой. Как ни удивительно, она оказалась незапертой. Коридор за ней вел к подсобным помещениям – кладовой, буфетной, кухне, посудомоечной. Большой старинный дом. В каждом из помещений я открывал шкафы и проверял выдвижные ящики, но все тщетно – никаких признаков, что отсюда бежали в спешке, как смотрители с маяка на острове Фланнан[21]. Бывшие хозяева унесли все подчистую, до единой булавки, хотя булавка вряд ли разрежет плетеный полиэтиленовый шнур, которым были связаны мои руки и ноги. Дверь, ведущая из кухни во двор, также была не заперта. Я открыл ее, выпрыгнул под проливной дождь и огляделся: место, в котором я оказался, могло быть где угодно. Акр заросшего сада в полном запустении, высоченная живая изгородь, к которой годами не прикасались садовничьи ножницы, мокрые кроны сосен и кипарисов, гудящие под темным плачущим небом. «Грозовой перевал»[22]отдыхает. Неподалеку располагались два деревянных строения: одно достаточно большое, чтобы служить гаражом, второе – вдвое поменьше. Я направился ко второму по той простой причине, что оно было ближе. Старая деревянная дверь, кое-как висевшая на перекошенных петлях, жалобно скрипнула, когда я надавил на нее плечом. Этот сарай когда-то явно оборудовали под мастерскую: вдоль одной из стен под грязным окном стоял большой верстак, на нем – ржавые тиски, все еще в рабочем положении. Они могли бы сослужить хорошую службу, найди я какой-нибудь резак. Увы, ни резаков, ни другого инструмента не наблюдалось: отсюда, как и из дома, хозяева тщательнейшим образом собрали и вынесли все свои пожитки вместе с инвентарем. Стены были абсолютно голыми. В сарае оставили лишь один предмет, и то потому, что он был совершенно бесполезен, – фанерный ящик с каким-то хламом вперемешку со стружкой. С помощью куска дерева мне удалось его наклонить и высыпать содержимое на пол. Палкой я разгреб кучу и среди всякой всячины – деревяшек, ржавых шурупов, гнутых кусков металла, кривых гвоздей – все-таки обнаружил очень старое и ржавое ножовочное полотно. Десять минут ушло на то, чтобы закрепить полотно в тисках, поскольку руки мои онемели до состояния почти полной беспомощности. Еще десять минут я распиливал шнур на запястьях. На это ушло бы гораздо меньше времени, но поскольку руки были связаны за спиной, то, действуя вслепую, вместе с проводом я мог запросто перерезать себе артерию или сухожилие и даже ничего не почувствовал бы – кисти просто одеревенели. Выглядели они тоже довольно страшно, когда я наконец перепилил последнюю прядь шнура и осмотрел их: распухшие почти вдвое, туго обтянутые глянцевитой фиолетово-красной кожей, с кровью, стекающей из порезов на внутренней стороне запястий и почти на всех пальцах. Оставалось только надеяться, что темная, отслаивающаяся хлопьями ржавчина с ножовки не вызовет заражения крови. Пять минут я сидел на ящике и дико ругался, пока краснота сходила с кистей и медленно, с почти невыносимой болью от тысячи игл, словно рвущих плоть, восстанавливалось кровообращение. Сумев наконец удержать в руках ножовочное полотно, я перерезал провод на ногах и вновь кричал благим матом, пока кровоснабжение в ступнях не пришло в норму. Задрал рубашку, чтобы осмотреть правый бок, но быстро заткнул ее обратно в брюки, потому как от более длительного обследования мое и без того плохое самочувствие ухудшилось бы вдвое: бок почти полностью покрывала толстая корка запекшейся крови, а на немногочисленных островках чистой кожи синяки уже заиграли всеми красками радуги. Я с горечью подумал: если бы человек, выбравший меня в качестве снаряда для футбольной тренировки, бил не по правому, а по левому боку, он бы сломал ступню о «ханятти». Повезло ему. |