Книга Черный крестоносец, страница 258 – Алистер Маклин

Длинное узкое каменное сооружение с окнами-бойницами, при виде которого инстинктивно начинаешь искать глазами неприступные зубчатые стены, очень напоминало старинную капеллу, да, наверное, изначально ею и было. Сейчас в этом помещении изготавливали сидр: в дальнем конце был установлен внушительных размеров старинный дубовый пресс, вдоль одной из длинных стен шли стеллажи с решетками для яблок, вдоль другой стояли закупоренные бочонки и накрытые крышками чаны со свежим сидром. Дверь, как и пресс, была изготовлена из массива дуба; если такую запереть снаружи на засов, то взломать ее изнутри можно только при помощи стенобитного тарана.

Тарана в нашем распоряжении не было, зато было оружие получше – отчаяние, изобретательность и изрядная доля смекалки. Едва ли Грегори был так безумен, чтобы надеяться, что мы останемся в этой сидродельне навсегда. И что наши крики не услышат случайные прохожие или обитатели фермы, ведь дом расположен всего в сотне ярдов отсюда. С диким ужасом и леденящей душу обреченностью, моментально лишившими меня способности рассуждать, я вдруг осознал, что Грегори вовсе не настолько безумен. Он знал, что мы не будем выбивать дверь, знал, что мы не будем кричать и звать на помощь, потому что был совершенно уверен: мы больше не выйдем из сидродельни, разве что нас, с головой покрытых одеялами, вынесут отсюда на носилках. По позвоночнику будто пробежались чьи-то ледяные пальцы, наигрывая Рахманинова.

– Ступайте в дальний конец и стойте там, пока я запру дверь снаружи, – велел Грегори. – На пышные прощальные речи времени нет. Через двенадцать часов, отряхнув пыль этой проклятой страны со своих ног, я вспомню обо всех вас. Прощайте.

– И ни жеста великодушия к поверженному врагу? – решительно спросил я.

– Просите о пощаде, Кэвелл? У меня найдется немного времени для вас, для человека, который стоил мне так дорого и почти порушил все мои планы.

Он шагнул вперед, пистолетом, тем, что был у него в левой руке, ткнул мне в живот, а мушкой правого с силой и злостью провел по обеим моим щекам. Я почувствовал, как кожа порвалась на тонкие полосы, по холодным щекам побежала теплая кровь. Мэри вскрикнула и метнулась ко мне, но Хардангер схватил ее своими сильными руками и удерживал, пока она не перестала сопротивляться.

– Вы сами напросились, Кэвелл, – процедил Грегори, отходя назад.

Я кивнул и даже не потрогал лицо – ему все равно не удалось бы изуродовать его еще сильнее.

– Возьмите с собой миссис Кэвелл, – сказал я.

– Пьер! – В возгласе Мэри слышались страдание, мучительная боль и отчаяние. – Что ты говоришь!

Хардангер тихо и злобно выругался, а Шеф смотрел на меня в немом изумлении.

Грегори не шелохнулся, темные, ничего не выражающие глаза смотрели прямо мне в лицо. Потом как-то странно вскинул голову и сказал:

– Пришла моя очередь просить. Простите меня. Я не знал, что вы знаете. Надеюсь, когда подойдет моя очередь… – Он осекся и посмотрел на Мэри. – Это было бы неправильно. Прекрасное дитя. Кэвелл, я не лишен человеческих чувств, по крайней мере, когда речь идет о женщинах и детях. Возьмем, к примеру, тех двоих детей, которых я был вынужден похитить с альфрингемской фермы. Их уже освободили, и через час они будут со своими родителями. Да-да, это было бы неправильно. Идите сюда, миссис Кэвелл.