Книга Черный крестоносец, страница 261 – Алистер Маклин

– Он еще спрашивает, – прорычал Хардангер. – Я раскачаю его сам одной рукой, если это поможет выбраться отсюда. Ради бога, давайте уже поскорее.

Не мешкая, они принялись за дело. Установить бочки, стоя на других бочках, оказалось задачей непростой, особенно если учесть, что все они были полные, но отчаяние и страх, граничащие с неконтролируемой паникой, порой наделяют людей сверхчеловеческой силой. Не прошло и двадцати секунд, как все четыре бочки были расставлены по местам, а еще через двадцать секунд Хардангер, сержант и два констебля, взявшись по двое с каждой стороны за тяжеловесный сидровый пресс, начали его раскачивать.

У массивной дубовой двери, ее суперпрочных петель и засова, на который она была заперта снаружи, не было шансов устоять против стенобитного тарана в руках четверых сильных мужчин, жизни которых угрожает смертельная опасность: разбитая в щепки дверь сорвалась с петель, и сидровый пресс, выпущенный из рук в последний момент, вылетел в темноту сквозь раскрывшийся проем. Через пять секунд за прессом уже проследовал последний из нас.

– Скорее в тот дом, к фермерам, – нетерпеливо сказал Хардангер. – У них наверняка есть телефон.

– Подождите! – еще с большим нетерпением выкрикнул я. – Нам туда нельзя. Мы не знаем, есть ли на нас патогены. Из-за нас может умереть вся семья. Пусть сперва дождь смоет с нас всю заразу.

– Черт побери, не можем мы ждать, – разозлился Хардангер. – К тому же если вирус не достал нас там, то здесь не достанет и подавно. Как думаете, Шеф?

– Не уверен, – с сомнением в голосе откликнулся Шеф. – Наверное, вы все-таки правы. Времени у нас нет…

Он в ужасе осекся: один из раздетых констеблей – тот самый, на чей ботинок попал сидр, – испустил душераздирающий крик, переросший в резкий, лающий кашель, цепкие пальцы неистово впились во внезапно напрягшуюся шею, на которой проступили беловатые сухожилия, вибрирующие, будто электрические провода. Констебль рухнул на землю, в жидкую грязь, и больше не кричал, а лишь пытался ногтями взрезать кожу на шее. Его сослуживец, второй констебль без униформы, издал какой-то нечленораздельный звук, шагнул вперед, наклонился к товарищу и застонал от боли, когда я схватил его за шею.

– Не трогай! – прохрипел я. – Только прикоснись к нему, и ты тоже умрешь. Должно быть, он подцепил токсин, когда снимал ботинок, а потом коснулся рукой рта. Ему уже ничто не поможет. Отойди. Держись от него подальше.

Он умер в течение двадцати секунд, которые будут сниться свидетелям этой смерти в ночных кошмарах до самого последнего их дня на земле. Я много раз видел, как умирают люди, но даже агония при пулевом ранении или поражении шрапнелью протекает мирно и спокойно по сравнению с тем, каким мучениям подвергся этот человек, чье тело, истерзанное жестокими предсмертными судорогами, изгибалось и скручивалось в самые фантастические и невероятные фигуры. В последние несколько секунд перед смертью его дважды подбрасывало в воздух настолько, что под ним можно было пронести стол. Затем все закончилось так же резко и неожиданно, как началось, и от него остался лишь на удивление маленький и бесформенный труп, лежащий лицом вниз в илистой грязи. Во рту у меня пересохло, появился отвратительный, солоноватый привкус страха.