Книга Черный крестоносец, страница 281 – Алистер Маклин

И все же был среди них человек, выражение лица которого – скорее, отсутствие всякого выражения – подсказало бы любому, даже не особо искушенному наблюдателю: музыки он не слышит, все его мысли и намерения ограничены исключительно настоящим. Звали этого человека Черда, он сидел на верхней ступеньке своего фургона, отдельно от остальных, – неприметный сгусток тени на самом краю темноты. Вожак табора, родом из затерянной в дельте Дуная деревушки с непроизносимым названием, Черда был средних лет, худощав, высок, крепко сложен; в его позе чувствовалась особая расслабленность, отличающая тех, кто способен в мгновение ока перейти от полного покоя к стремительным действиям. Одет он был во все черное, а остроту ястребиных черт лица подчеркивали черные волосы, черные глаза и черные усы. В пальцах опущенной на колено руки тлела длинная тонкая черная сигара; струйка дыма, завиваясь, норовила попасть в глаза, но Черду это, похоже, не беспокоило.

Глаза его не знали покоя. Изредка Черда поглядывал на своих сотоварищей-цыган, и то лишь вскользь, с ленцой и снисходительностью. Куда чаще взгляд его был устремлен на Альпы, на их грозные вершины, угрюмо дремавшие в бледном свете луны под беззвездным небом, но по большей части Черда перемещал взгляд то влево, то вправо – вдоль цепочки припаркованных фургонов. Когда его глаза перестали блуждать вокруг, привычное спокойствие лица даже не дрогнуло. Цыган неторопливо поднялся, сошел со ступеней фургона, вонзил окурок своей сигары в дорожную пыль и, бесшумно ступая, двинулся в самый конец замершего на обочине каравана.

Там, скрытый тенями, его ждал юноша – точная копия самого Черды, исполненная в уменьшенном масштабе. Молодой человек не отличался тем же ростом и той же шириной плеч, хотя узнаваемый ястребиный нос на смуглом лице не оставлял сомнений: юноша просто не мог оказаться никем другим, кроме родного сына цыганского вожака. Явно не склонный к излишним движениям и разговорам, Черда вопросительно выгнул бровь; кивнув, сын вывел его на середину пыльной дороги, указал чуть в сторону и сверху вниз рубанул воздух ладонью.

Менее чем в пятидесяти ярдах от них высился почти вертикальный утес белого известняка: эта скала была приметной и отличалась от любых других, потому что у ее основания зияли вырубленные руками человека огромные прямоугольные проемы, ведшие в непроницаемую тьму, – никакой причуде природы не по силам воспроизвести такую четкую геометрию. Один из проемов был особенно большим: высотой футов сорок и нисколько не меньше в ширину.

Черда коротко кивнул сыну и, повернув голову вправо, оглядел уходящую вдаль дорогу. Там, куда он смотрел, из теней вынырнула неясная фигура и подняла руку в знак приветствия. Ответив тем же, Черда вытянул палец по направлению к дырам в известняковом утесе. Никакого отклика не последовало, да тот и не требовался: темная фигура тут же исчезла – нырнув прямо в скалу, по всей видимости. Повернувшись влево, Черда отыскал в тени еще одного человека, повторил свой жест, принял протянутый сыном фонарик и быстрым бесшумным шагом направился к гигантскому проходу в отвесной скале. Пока они шли, в лунном свете тускло светились длинные и тонкие, слегка загнутые на концах лезвия ножей, которые оба держали в руках. Ныряя в черный прямоугольник проема, отец с сыном все еще отчетливо слышали скрипачей у жаровен: те успели сменить настроение и ритмический рисунок мелодии, обретшей свойственные цыганским танцам бодрость и задор.