Книга Черный крестоносец, страница 282 – Алистер Маклин

Сразу за входом штольня расширялась и уходила вверх, уподобляя нутро скалы величественным сводам кафедрального собора или древней гробницы. Когда Черда и его сын включили фонарики, даже их яркие лучи не сумели дотянуться до самых дальних закутков грандиозной рукотворной пещеры, а она была именно рукотворной: на стенах сохранились продольные и вертикальные рубцы в тех местах, где из поколения в поколение провансальцы высекали каменные блоки, необходимые для возведения зданий.

Пол этого пещерного зала, который вопреки своим огромным размерам мог считаться не более чем передней, пестрел прямоугольными провалами, некоторые из которых были достаточно велики, чтобы вместить автомобиль; другим хватило бы ширины и глубины, чтобы поглотить целый дом. Кое-где по сторонам высились кучи обломков известняка, но в остальном пол выглядел так, словно совсем недавно его начисто вымели. Справа и слева от входа в пещеру темнели еще два высоких проема, ведшие еще дальше в глубину скалы. Зловещее место, беспросветное в своей враждебности, внушающее тревогу и пропахшее смертью. Впрочем, Черду и его сына угрожающая обстановка старых штолен, по-видимому, ничуть не смущала; храня полнейшую невозмутимость, они повернулись и уверенно зашагали к проему справа от входа.

Глубоко в сердце скального лабиринта чья-то невысокая фигура, едва различимая в бледном свете луны, лившемся сквозь трещину наверху, замерла, вжав спину в известняк и крепко вцепившись в холодные камни стены растопыренными пальцами: классическая поза застывшего на месте беглеца. Молодой человек, не старше двадцати лет, одетый в темные брюки и белую рубашку. На шее – серебряное распятие на тонкой серебряной цепочке. Распятие поднималось и опускалось, поднималось и опускалось с размеренностью метронома, пока измученные легкие с тихим свистом втягивали и выталкивали воздух из горла, тщетно стремясь удовлетворить жгучую потребность тела в кислороде. За растянутыми в гримасе ужаса губами белели зубы; со стороны гримаса могла сойти за широкую улыбку, но сходство исчезало при взгляде на лицо: ноздри раздуты, широко раскрытые темные глаза хранят неподвижность, а покрытый испариной лоб блестит, точно смазанный глицерином. То было лицо юноши, чьи плечи оседлали сразу два демона: его организм дошел до предела физических сил, а осознание неизбежности смерти смешало прочие мысли, вызвав неодолимый приступ паники, способный любого столкнуть в бездну безумия.

На какой-то миг дыхание беглеца и вовсе прервалось, стоило ему разглядеть пляшущие на полу штольни отсветы двух лучей. С каждой секундой те прибавляли в яркости и исходили из левого прохода. На мгновение молодой цыган вовсе окаменел, но даже если разум окончательно покинул его, то инстинкт выживания продолжал действовать: судорожно всхлипнув, юноша оторвался от стены и побежал к правому выходу из камеры штольни, бесшумно ступая по каменному полу башмаками на холщовой подошве. Завернув за угол, он вдруг остановился и вытянул перед собой руки в ожидании, пока глаза не привыкнут к кромешной тьме, и лишь затем медленно двинулся дальше, в следующую камеру. Стесненное дыхание юноши жутким шепотом отражалось от скрытых в темноте неровных стен вокруг него.

Беспрестанно описывая широкие дуги лучами фонариков, Черда с сыном уверенно миновали арку прохода, который соединял первую камеру с той, которую едва успел покинуть беглец. По жесту цыганского вожака оба встали в самом центре и тщательно обследовали дальние углы: ровным счетом никого. Кивнув с каким-то подобием удовлетворения, Черда издал особый низкий свист – всего две тоскливые ноты.