Онлайн книга «Черный крестоносец»
|
Окно второго освещенного фургона оказалось занавешено, хотя занавески были задернуты лишь частично. Подступая к окну, Боуман поначалу никого за ним не увидел. Тогда он подошел еще ближе, всем телом подался вперед и бросил осторожный взгляд вправо: там, за небольшим столиком подле входа, сидели двое мужчин и играли в карты. Один Боуману был незнаком, зато второго он признал сразу же и поневоле содрогнулся: там расположился Говел – крепкий цыган, что нынче вечером так бесцеремонно вышвырнул его вон из зеленого с белым фургона. Боуман призадумался на секунду, пытаясь определить, что привело сюда Говела и какие обязанности он мог исполнять, прячась совсем недавно в прихожей фургона. На последний вопрос достаточно ясно отвечала та боль, которую Боуман все еще ощущал в районе солнечного сплетения. Найти ответ на вопрос «почему?» было сложнее. Боуман бросил взгляд влево. За открытой дверью в поперечной перегородке виднелась небольшая комнатка. Что там внутри, Боуман различить не мог, не просунув голову внутрь фургона, а потому перешел к окну по соседству. Шторы здесь были плотно задернуты, но рама окна чуть приопущена – надо полагать, для вентиляции. Очень осторожно раздвинув пальцем занавески, Боуман приник к образовавшейся щели. Внутри было темно, хотя немного света сюда проникало из открытой двери, ведшей в переднюю часть фургона, – вполне достаточно, чтобы разглядеть у задней стены трехъярусную койку, на которой лежали трое мужчин, кажется мирно спавших. Двое из них лицом были повернуты к Боуману, но различить черты не представлялось возможным: не более чем два размытых бледных пятна во мраке. Вернув занавескам прежнее положение, Боуман направился к единственному фургону, который в особенности вызывал его интерес, – уже знакомому, зеленому с белым, стоявшему дальше всех остальных. Дверь фургона была распахнута настежь, за порогом царила темнота. У Боумана после недавнего инцидента уже успела выработаться боязнь тесных и плохо освещенных помещений, и он предпочел воздержаться от посещения. Куда больше его интересовало освещенное окно, расположенное посередине борта автофургона. Оно будто бы по заказу было чуть приоткрыто, а занавески – задернуты не до конца. Исключительно удобно для наблюдения. В ярко освещенной комнатке за окошком фургона сидели четыре женщины: две – на диванчике и другие две – на приставленных к узкому столу стульях. Боуман узнал графиню Мари под каскадом золотисто-каштановых волос, а в сидевшей с ней рядом – седовласую женщину, спорившую с Чердой сразу же после их прибытия: мать Мари и пропавшего без вести Александра. Устроившихся за столом женщин он видел впервые; одна была лет тридцати, с рыжиной в длинных темных волосах, тогда как другая, хрупкая и смуглая девушка, едва вышедшая из подросткового возраста, носила короткую стрижку, совершенно не свойственную цыганам. В иных обстоятельствах все они, вероятно, давно уже спали бы, но сейчас им было явно не до сна. На лицах всех четырех, у кого более, у кого менее, читалась печаль и опустошенность; у матери и у юной смуглянки щеки блестели от слез. Поддавшись очередному приступу, девушка закрыла лицо руками: – О господи! – Она рыдала так сильно, что слова ее разобрать было трудно. – Когда все это закончится? И где все это закончится? |