Книга Черный крестоносец, страница 306 – Алистер Маклин

Продолжая с трудом бежать вверх по склону, Боуман достиг железного ограждения, которое, судя по всему, полностью перекрывало узкую улочку в месте, где она окончательно превращалась в извилистую тропу. Осталось только развернуться и драться, подумал он, развернуться и драться – и за пять секунд все будет кончено, – но поворачивать все-таки не пришлось: между правым краем ограды и столом, скрытым в углублении стены, обнаружился узкий промежуток. Очевидно, здесь находилась касса, где с туристов брали плату за посещение руин. В тот момент, когда Боуман разглядел эту щель, вместе с огромным облегчением ему в голову пришли сразу две мысли. Первая была ироническая: зачем вообще громоздить заборы, если бережливый турист запросто может бесплатно проскочить в оставленный зазор? Вторая была практическая: эту теснину легко будет занять, чтобы дать бой, ведь протиснуться в нее можно лишь в одиночку и только боком, – а это обстоятельство вполне может уравнять шансы удара ногой против пусть вооруженной ножом, но стесненной в движениях руки. Идея казалась удачной, пока Боуман не сообразил, и вовремя, что, пока он будет пытаться выбить нож из руки одного нападающего, двое других станут метать в него свои ножи над прутьями ограды и вряд ли допустят промах на расстоянии в два-три фута. Пришлось бежать дальше, если, конечно, можно называть бегом тот медлительный, неуклюжий, спотыкающийся аллюр, на какой он еще был способен.

Справа от него раскинулось небольшое сельское кладбище. Наскоро оценив зловещую перспективу смертельно опасной игры в прятки среди надгробий, Боуман поспешно выкинул из головы все мысли о подобных развлечениях. Пробежал еще с полста ярдов и, увидев простертый впереди массив плато Ле-Бо, где спрятаться было решительно негде, а покинуть который можно было, разве что спрыгнув вниз с отвесного обрыва, ограничивающего плато со всех сторон, резко повернул влево. Там, проскочив узкой тропинкой мимо чего-то, отдаленно похожего на рассыпавшуюся часовню, Боуман вскоре очутился среди руин взорванной крепости. Бросив еще один взгляд назад и ниже, он убедился, что преследователи немного отстали: теперь их с Боуманом разделяло расстояние ярдов в сорок. Задрав лицо к безоблачному небу, Боуман увидел безмятежно парящую в вышине луну и встретил это зрелище пылким проклятием, которое весьма огорчило бы бесчисленное племя поэтов – как мертвых, так и ныне живущих. В безлунную ночь он с легкостью мог бы скрыться от погони среди этого хаотичного нагромождения величественных руин.

А руины, вне всяких сомнений, потрясали своим размахом. Созерцание огромных груд обвалившейся каменной кладки никогда не входило в число любимых развлечений Боумана, но, по мере того как он карабкался, падал и полз, петляя среди этой конкретной каменной кладки в обстоятельствах, ничуть не способствующих здравой эстетической оценке, его со всей неумолимостью охватывал священный трепет от мистического величия здешнего пейзажа. Невозможно было даже вообразить, чтобы где-то в мире отыскались еще руины, способные равняться с этими в их диком, суровом и в то же время ужасающе прекрасном запустении. Здесь вверх стремились курганы высотой в пятьдесят футов и более, стихийно сложенные из разбитых строительных блоков; высились огромные колонны из выщербленного камня, уходящие в ночное небо на добрую сотню футов, – эти столбы вздымались над отвесными скалами, будто служили их естественным продолжением, причем в некоторых случаях так и было; повсюду попадались случайно возникшие в разрушенных утесах ступени и неровные подобия дымоходов, торчавшие над остатками рукотворных скал; в сплошной каменной толще зияли сотни трещин – достаточно широких, чтобы протиснуться человеку, и таких, что были способны целиком вместить двухэтажный автобус. Поверхность природной скалы испещрили прихотливые тропы, возникшие как по вине человека, так и по прихоти природы, – они походили на узкие ущелья или же тянулись почти горизонтально, причем одни были достаточно широки, чтобы по ним проехала карета, запряженная четверкой лошадей, а другие настолько узки и замысловаты, что испугали бы и самого упертого из горных козлов. Повсюду валялись разбитые, обращенные в груды обломков каменные блоки: одни камни были размером с детскую ладошку, другие – с пригородный особняк. И все это белело в ослепительно-бледном холодном свете луны, делавшем все кругом жутким и мертвенно-белесым: леденящее душу зрелище, каких Боуман еще не встречал прежде и, как он отметил на бегу, не был готов по доброй воле назвать любезным своему сердцу. Вот только именно здесь этой самой ночью ему предстояло либо выжить, либо умереть.