Книга Черный крестоносец, страница 309 – Алистер Маклин

Даже тупейший из тупых горных козлов (а таким Боуман, несомненно, не был) наотрез откажется от самоубийственного шанса там, где любой озабоченный своим выживанием жертвенный козел (кем Боуман, несомненно, был) с восторгом за него ухватится, ибо гибель от чьего-то ножа и смерть от собственного просчета в любом случае сведутся к одному и тому же прискорбному результату. Боуман не стал колебаться, подозревая, что попытка взвесить все за и против скорее убедит его остаться и принять бой в тесной пещерке, чем ступить на эту страшную тропу, сулящую спасение. Он осторожно перевалился через край и, плавно опустившись на руках, упер носки туфель в узенькую полоску выступавшего камня. Только ощутив под собой эту опору, он позволил себе отдышаться и стал бочком пробираться в сторону – и выше.

Так он и шаркал по этой своей тропинке, осторожно переставляя одну ногу за другой и постоянно вжимаясь лицом в стену. Руки он держал широко раскинутыми, а ладони не отрывал от шершавого камня – не в попытке нащупать опору, ведь ничего такого здесь не было и в помине, а просто потому, что не был альпинистом, не отличался особой тягой к головокружительным высотам и прекрасно понимал: единственный взгляд, брошенный вниз, заставит его отпрянуть от скалы и, кувыркаясь, пуститься в долгий полет к далеким оливковым рощам. Опытный скалолаз, вероятно, счел бы подобное восхождение легкой воскресной тренировкой, но Боумана оно заставило натерпеться такого страху, какого он еще никогда не испытывал. Дважды его нога соскальзывала с неровного камня, дважды обломки известняка исчезали в бездне, но после двух минут, стоивших Боуману целой жизни, он достиг вершины скалы и, подтянувшись на руках, вытащил себя через край и наконец обрел надежную опору. При этом он вспотел так, будто посетил турецкие бани, и дрожал, как последний увядший лист на зимнем ветру. Еще недавно Боуман привычно полагал, что напугать его уже ничто не сможет, но ошибался. Теперь же он вновь обрел под собой твердую почву, а на такой ему всегда работалось лучше всего.

Отдышавшись, Боуман позволил себе бросить быстрый взгляд за край скалы – никого. Это заставило его на миг задуматься, что могло задержать цыган. Или они решили, что Боуман прячется в тенях в том последнем тупике? Или выбрали для продолжения погони не ту трещину? Да мало ли что! Времени на раздумья не осталось: нужно было срочно найти способ спуститься с этой вершины. Вопрос был насущным сразу по трем причинам, и все они веские и неотложные. Если иного пути к спасению не отыщется, Боуман знал наверняка, что никакая сила на свете не заставит его вернуться назад в пещерку и придется сидеть тут, пока грифы не расклюют последнюю косточку. Правда, он понятия не имел, водятся ли в этих краях грифы, но картина в голове уже сложилась. Если же иной путь к отступлению существует, стоит позаботиться о том, чтобы преследователи не отрезали его, обнаружив первыми. В-третьих, если такой путь сочтут недоступным сами цыгане, они запросто могут бросить Боумана здесь и отправиться в отель, чтобы учинить расправу над Сесиль Дюбуа, которую они наверняка, пусть и ошибочно, подозревали в соучастии в его раздражающе навязчивых эскападах.

Пробежав с десяток ярдов по плоской известняковой вершине, Боуман опустился на живот и вновь заглянул за край. Опасения оказались излишни. Путь к отступлению был: довольно крутой склон в осыпях, который постепенно сходил к нагромождению крупных валунов, а те, в свою очередь, уступали место массиву плато Ле-Бо. Маршрут выглядел неприятным, но вполне проходимым.