Книга Черный крестоносец, страница 312 – Алистер Маклин

Подбежав к низкой ограде, Боуман нагнулся, чтобы заглянуть за нее. На другой стороне ограда уже не казалась такой уж низкой: вниз уходили без малого две сотни футов отвесной скалы, у подножия которой темнели заросли чахлых с виду деревьев.

Ференц оказался более сообразителен, чем можно было предположить. Боуман все еще рассматривал заросли внизу, когда заслышал за спиной топот пары крепких ног, бегущих по направлению к площади. Получается, на перекрестке цыгане разделились, чтобы проверить оба пути отхода. Выпрямившись, Боуман беззвучно пересек неширокую площадь и затаился в тени одного из вырубленных в камне углублений.

Прочесать площадь поручено было Кокшичу. Выскочив на открытое пространство, цыган задержался наскоро оглядеть ее; в ночной тишине отчетливо слышалось его тяжелое дыхание. Постояв немного, Кокшич двинулся вперед и миновал кованый крест в центре площади, чтобы долгим взглядом уставиться в открытую церковную дверь, а затем, словно ведомый каким-то природным инстинктом, направился точно к той самой нише, где, вжавшись поглубже в тень, затаился Боуман. В решительном приближении убийцы чувствовалась какая-то жуткая неотвратимость. Нож он держал в излюбленной, очевидно, позиции – на уровне пояса, с упертым в гарду большим пальцем.

Дождавшись, пока противник не подойдет на расстояние, позволявшее цыгану сделать роковое открытие, Боуман выпрыгнул из тьмы ему навстречу и успел при этом вцепиться в запястье руки, той, что держала нож, – скорее благодаря счастливой случайности, чем расчету. Оба повалились на землю, отчаянно борясь за обладание оружием. Боуман попробовал выкрутить Кокшичу правое запястье, но оно, казалось, было сплетено из тугих жил на манер проволочного каната и мало-помалу начало выскальзывать из его рук. Предвидя неизбежное, он внезапно разжал пальцы и дважды перевернулся на земле, чтобы подняться на ноги ровно в то же мгновение, что и Кокшич. Еще пару секунд оба, не двигаясь, буравили друг друга взглядами, после чего Боуман начал медленно отступать – и остановился только тогда, когда уперся лопатками в низкую ограду за спиной. Больше бежать было некуда, прятаться было негде.

Кокшич двинулся вперед. Его лицо, поначалу суровое, расплылось вдруг в улыбке, которой заметно не хватало тепла. Мастерски владевший ножом, Кокшич откровенно наслаждался этим кратким мгновением, смакуя свой скорый триумф.

Боуман бросил себя ему навстречу, затем отвернул вправо, но Кокшичу был уже знаком этот трюк. Цыган качнулся наперехват, и его нож по дуге взмыл ввысь с уровня колена, но Кокшич, видимо, забыл, что и Боуман уже видел раньше нечто подобное. Изо всех сил впечатав в мостовую правую ступню, Боуман сумел притормозить и опустился на левое колено. В миг, когда лезвие ножа вспороло воздух в нескольких дюймах над его головой, правое плечо Боумана подкосило цыгана, ударив по бедрам. Одним судорожным рывком Боуман выпрямился – и это, в сочетании с набранной Кокшичем скоростью и инерцией его натиска, оторвало цыгана от земли и отправило его, беспомощного и с зажатым в руке бесполезным ножом, в плавный полет над краем низенькой ограды и далее в раскинувшуюся внизу темноту. Боуман развернулся и смотрел, как тот падает: тающий в размерах манекен кувыркался в почти нереально замедленной съемке, сопровождая свои кульбиты сквозь ночь быстро угасающим криком. Наконец тело Кокшича исчезло из виду, а крик стих окончательно.