Книга Черный крестоносец, страница 443 – Алистер Маклин

Гнев сошел с лица Дикина. Для человека с его жизненным опытом, как ему открылось уже давным-давно, подобная эмоция была непозволительной. Немного постояв, он принялся поспешно складывать дрова аккуратными рядами обратно, пока поленница не приобрела изначальный вид. Понятно, что из-за необходимости соблюдать точность кладки и из-за быстро растущей усталости эта задача отняла у него вдвое больше времени, чем предшествующая разборка.

Когда же, завершив укладку дров, Дикин вновь проверил манометр, оказалось, что стрелка опустилась за синюю линию гораздо больше прежнего. Открыв дверцу топки, он обнаружил, что угли внутри рдеют действительно весьма тускло. Несмотря на усталость, он забил до отказа топку поленьями и закрыл дверцу, но не стал проверять манометр. Вместо этого он поднял воротник, опустил шляпу на глаза и спрыгнул на обочину прямиком в ледяную, захватывающую дух белизну. Снежная буря разыгралась уже не на шутку.

Даже особо не стараясь скрываться – видимость и без того была практически нулевой, – Дикин двинулся вдоль эшелона. Он миновал первый вагон, с салоном и столовой, и уже дошел до конца второго, с кухней и офицерскими спальными купе, как вдруг резко остановился и склонил голову набок, прислушиваясь. Откуда-то отчетливо донесся странный булькающий звук, то есть странный в тех условиях, но запросто распознаваемый в обычных. Дикин тихонько, как привидение, прокрался вперед и осторожно выглянул из-за угла.

На перилах передней площадки третьего вагона, грузового, сидел мужчина. Запрокинув голову, он жадно прихлебывал из бутылки. Благодаря тому обстоятельству, что теперь снег задувало практически горизонтально да к тому же точно в направлении от головы к хвосту поезда, человек находился в эдаком бесснежном оазисе, и Дикин без труда опознал в нем Генри.

Дикин прижался спиной к вагону и облегченно вздохнул, затем провел рукавом по лбу и еще раз облегченно вздохнул. Он бесшумно проделал несколько шагов в обратном направлении, отдалился от поезда и, описав дугу, снова вернулся к нему, как раз перед задней площадкой грузового вагона. На этот раз он приблизился к поезду гораздо более осторожно. Он опустился на четвереньки, прокрался вперед и посмотрел вверх. На этой площадке тоже был выставлен часовой – черное лунообразное лицо Карлоса узнавалось безошибочно, хотя на нем не было его обычной сияющей улыбки. По вполне понятным причинам сейчас повару было не до веселья.

Вновь прибегнув к обходной тактике, Дикин достиг заднего конца первого вагона для лошадей, после чего взобрался на площадку и тихонько проник внутрь, закрыв за собой дверь. Стоило ему двинуться по проходу, как одна из лошадей нервно заржала. Он немедленно подошел к животному и погладил его по шее, нашептывая успокаивающие слова. Лошадь ткнулась мордой Дикину в лицо и затихла. Если Карлос и услышал шум, то значения ему не придал: как-никак, ржание – совершенно естественный звук для вагона с лошадьми, к тому же в такую погоду внимание часового занимали вещи посерьезнее.

Добравшись до начала вагона, Дикин посмотрел в щелку в двери. В нескольких футах от него Карлос, насколько можно было разглядеть, уныло созерцал свои ноги, несомненно основательно замерзшие. Переместившись к решетчатому ящику с сеном слева от него, Дикин с величайшей осторожностью и совершенно бесшумно оторвал несколько верхних планок, выгреб охапку сена и извлек телеграфный аппарат, после чего придал ящику изначальный вид. Вернувшись с передатчиком на заднюю площадку, он спустился по лесенке, быстро глянул в оба конца эшелона – видимость все еще была почти нулевой, – осторожно спрыгнул на обочину и торопливо двинулся в сторону хвоста состава.