Книга Черный крестоносец, страница 445 – Алистер Маклин

– Уж больно скверная выдалась ночь. – С этими словами Кэлхун вышел наружу, Белая Рука последовал за ним; в бушующей пурге обе фигуры за считаные мгновения побелели. – Очень скверная, Белая Рука, – повторил Кэлхун.

– Награда велика. Твои слова, Зепп Кэлхун.

– Значит, сможешь? Даже в такую ночь? – (Вождь кивнул.) – Прекрасно! Вход на перевал Разбитого Сердца. С одной стороны – крутой обрыв, с другой – пологий откос со множеством валунов, за которыми ты со своими воинами и спрячешься. Лошадей можно оставить в полумиле…

– Белая рука знает, что делать.

– Ладно, извини. Пойдем передадим им, чтобы приказали Банлону остановить там поезд. Работенка тебе предстоит – раз плюнуть, Белая Рука.

– Я знаю, и мне это не нравится. Я воин, и вся моя жизнь проходит в сражениях. А резня мне не по нраву.

– Но награда велика.

Индеец молча кивнул. Они вернулись в телеграфную комнату, где Картер выстукивал сообщение. Кэлхун жестом велел ему замереть, уселся за присвоенный стол, написал краткий текст и вручил его одному из охранников, чтобы тот отдал Картеру, а затем сказал Симпсону:

– Слушай внимательно, друг мой.

Картер принялся передавать инструкцию, а в это время второй телеграфист записывал. В конце передачи Кэлхун спросил:

– Ну, Симпсон?

– «Пусть Банлон остановит поезд через двести ярдов после восточного входа на перевал Разбитого Сердца».

Зепп одобрительно кивнул Картеру:

– Может, до старости еще и дотянешь.

Не успел он договорить, как из наушников послышалось стрекотание азбуки Морзе. Сообщение оказалось очень кратким, и Картер зачитал его, не дожидаясь обязательного подтверждения сослуживца:

– «Прием подтверждаю. Конец связи».

Кэлхун улыбнулся со всем благодушием, какое ему только было доступно от природы, и заявил:

– Считай, мы их сделали, Белая Рука.

Судя по едва заметному выражению на его лице, Дикин так не считал. Он снял наушники и сильным рывком сдернул прикрепленный наверху провод, после чего пихнул ногой телеграфный аппарат, так что тот полетел кувырком вниз по крутому склону насыпи, пока не растворился во мраке. Затем Дикин быстро двинулся в обратном направлении и, обойдя состав на достаточном расстоянии, в конце концов поднялся в кабину машиниста, где отряхнулся от снега и взглянул на манометр.

Стрелка опустилась значительно ниже синей линии. Дикин распахнул дверцу топки, взглянул на тускло тлеющие угольки и принялся закладывать внутрь поленья. На этот раз то ли из-за усталости, то ли вследствие обеспокоенности он явно не торопился. Напротив, едва ли не с хозяйским тщанием поглядывал на измерительный прибор и терпеливо дожидался, пока стрелка не поднимется из-за синей линии чуточку выше красной. И хотя Банлон дал понять, что такой уровень небезопасен, Дикина, похоже, это не волновало. Он закрыл дверцу уже неистово бушующей топки и достал из инструментального ящика масленку и два рельсовых костыля, а потом поднял воротник из овчины и вновь спустился на обочину.

В сторону хвоста состава он сразу же направился кружным путем и вскоре оказался в непосредственной близости от задней площадки грузового вагона. Карлос по-прежнему стоял на часах, съежившийся и дрожащий, тщетно пытающийся противостоять суровым погодным условиям с помощью бутылки бурбона. Дикин кивнул самому себе, вроде бы удовлетворенно, тихонько опустился на четвереньки и прополз под вагоном на середину рельсового пути, а потом по-пластунски, бесшумно и исключительно медленно, двинулся по шпалам между колесами поворотной тележки. Наконец остановился и очень, очень осторожно перевернулся на спину.