Книга Жестокие игры, страница 2 – Диксон Уиллоу

Я устремляю взгляд на точку вдали, пока люди расходятся от могилы. Я снова чувствую их взгляды на себе, но просто сжимаю цветы и наслаждаюсь болью, пронзающей мою руку, и каждой каплей крови, капающей с моего кулака.

Здесь никто не имеет значения. Пусть судят меня, как хотят, думают, что хотят. Мне плевать на всех них, и я не могу дождаться, когда больше никогда не увижу ни одного из них.

Наконец, после того, что кажется вечностью, я остаюсь один у могил.

На кладбище не опускают гробы в землю, пока люди смотрят, а ждут, пока закончится церемония. Я смутно помню, как директор похоронного бюро сказал, что это потому, что было несколько случаев, когда люди бросались в могилы. Но мои воспоминания не всегда надежны, когда я нахожусь в режиме выживания, так что кто знает, является ли это настоящей причиной или мой мозг просто решил, что это так.

В доме родителей моей мачехи проходит празднование жизни, но я не пойду. Я знаю, что меня там не ждут.

С большим усилием, чем должно быть, я разжимаю кулак, пальцы болят, а ладонь и пальцы горят от множества проколов, покрывающих мою руку.

Розы падают на землю и образуют небольшую кучку, их стебли испачканы кровью.

Развернувшись на каблуках, я направляюсь в противоположном от всех направлении и ухожу от семьи, в которую я никогда по-настоящему не вписывался, обратно в мир, который никогда не примет меня.

Киллиан

Распахнув дверь своей комнаты, я вхожу внутрь. Мои кузены и лучшие друзья, Джейс и Джекс, следуют за мной, их шаги тяжело стучат по блестящему деревянному полу.

— Милый, — говорит моя девушка Натали своим привычным ноющим тоном, проскальзывая через открытую дверь, прежде чем один из близнецов успевает ее закрыть.

Тяжело вздохнув, я плюхаюсь на декоративную кушетку в центре комнаты. Джейс и Джекс садятся на диван, единственную мебель в комнате, которая действительно удобна, кроме моей кровати, а Натали вбегает в комнату в дизайнерской одежде и с таким количеством дорогих духов, что даже курильщик, выкуривающий пачку в день, задохнется. Ее нелепо высокие каблуки стучат по полу, когда она останавливается передо мной, положив руки на бедра и надув губы.

— Где ты был? — Она моргает на меня большими глазами, как всегда, когда чего-то хочет.

— На встрече, — отвечаю я резко. Я не в настроении иметь дело с любой драмой, которую она собирается на меня обрушить, особенно после того, что я узнал сегодня.

— В доме? — Она бросает взгляд на близнецов.

Я киваю.

— Почему ты мне не сказал? — спрашивает она, снова обращая свое внимание на меня. — Я ждала целую вечность. — Ее губы снова выпячиваются в притворном недовольстве.

— Ждала меня? — Я поднимаю одну бровь.

Она скромно кивает.

— Почему?

— Потому что ты не отвечал на мои сообщения. Я волновалась за тебя. — Она поправляет дизайнерскую сумку на руке. Это одна из полудюжины сумок, которые я подарил ей за три месяца, что мы вместе, но поскольку сумки не входят в список вещей, которые меня интересуют, я не имею понятия, когда и почему я подарил ей именно эту.

— Так волновалась, что пришла ко мне в комнату, чтобы подождать меня. — Я говорю достаточно медленно, чтобы она нахмурила брови, как будто она понимает, к чему я клоню, но не совсем понимает, к чему именно.

— Да.

— Тогда почему ты не ждала меня у двери? — Поднимая одну ногу, я закидываю ее на кушетку и облокачиваюсь на подлокотник. Эта вещь нелепо непрактична и слишком мала для моего роста в шесть футов три дюйма, но это именно то, что можно было бы ожидать найти в общежитии элитного частного колледжа, где почитают роскошь, а традиции являются образом жизни.