Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 5 – Натали Карамель

Она выдержала паузу, давая словам, как гвоздям, войти в мое сознание.

«В Венеции тебя встретят. На пристани. Человек с серебряным жуком-скарабеем на пряжке плаща. Наймешь его к себе как камердинера. Только ему доверяй. Все письма — только через него. И информацию ты будешь получать только от него. Никаких посторонних контактов в этом деле. Яснее ясного?»

«Да, тетя,» — мой голос звучал хрипло, как напильник по ржавчине. Тяжесть миссии давила на плечи тысячепудовой гирей, смешиваясь с невыносимой, рвущей душу тоской по Елене.

«Поездка…» — маркиза вздохнула, и впервые в ее взгляде мелькнула тень усталости. — «Может затянуться. Четыре месяца — это еще оптимизм. Будь готов к большему.»

Четыре месяца. Больше. Меня аж качнуло, я прислонился к холодной стене. В глазах поплыли черные круги. Столько времени без нее? Без ее смеха, без ее прикосновений, без возможности даже получить весточку вовремя? Это был не срок. Это был приговор. Приговор нашей любви, нашей только что расцветшей молодости. Сердце сжалось в ледяном капкане. Луч света моей жизни гас где-то далеко, в Шато де Виллар, а я погружался во мрак венецианских каналов и смертельных интриг.

Получив последние наставления, клятвенные заверения тетки в защите Елены (которые, я знал, были искренними до глубины ее преданной души, но вселяли лишь призрачную надежду), я вышел. Меня отвели в скромные покои для гостей. Дверь закрылась с мягким щелчком. Я остался один. Наконец-то один.

Стены комнаты, увешанные глупыми пасторальными гобеленами, казались стенами тюремной камеры. Тишина звенела в ушах, заполняясь лишь одним навязчивым звуком — ее сдавленным рыданием на балконе в момент моего отъезда. Я рухнул на кровать, не снимая сапог, и уткнулся лицом в жесткую подушку. Запах пыли и увядшей лаванды. Никакого жасмина. Никакого тепла ее тела рядом.

Тоска накатила волной, такая острая и физическая, что я застонал, стиснув зубы. Я скучал по ней уже сейчас. По каждому вздоху, по каждому движению ресниц. По тому, как она шептала мое имя в темноте, доверяя мне всю себя. Король нагло торжествовал где-то там, за этими стенами, попивая вино и представляя мои мучения. Тетка, мудрая, жесткая и бесстрашная Элиза, уже плела свои сети защиты в этом версальском аду, готовая броситься в бой за племянницу. А Луи де Клермон, этот легкомысленный щеголь, мой «компаньон»… я готов был поклясться, что он уже флиртовал с горничной где-нибудь в коридоре, не ведая о смертельной тени, нависшей над нашим «увлекательным путешествием».

Надо мной же сгущались тучи. Поездка в Венецию была не просто опасной. Она была смертельной ловушкой. Каждый шаг там будет по острейшему лезвию бритвы. И единственное, что держало меня сейчас, не давая развалиться на куски, — это образ ее глаз, таких доверчивых, полных любви и веры. «Ты вернешься. Ты должен вернуться.»

Я сжал платок так, что костяшки пальцев побелели. Жасмин. Кровь от впившихся ногтей в ладонь. Клятва.

«Жди, любовь моя,» — прошептал я в гнетущую, враждебную тишину версальских покоев. — «Я пройду этот ад. Ради тебя. Пройду.»

Но страх — холодный, липкий, парализующий страх не только за себя, но и за нее, оставленную в шато под ненадежной защитой расстояния и теткиной отчаянной храбрости, — заполнял все уголки моей души, вытесняя воздух. Дорога в Венецию начиналась здесь, в самом сердце Версаля. И это была дорога в кромешную тьму.