Книга Летний сад, страница 466 – Полина Саймонс

Энтони сказал:

– Па, давай ракету на один час на эту сволочную РПГ.

Александр зарядил сорокамиллиметровую ракету, выстрелил на один час.

Энтони помолчал.

– Попробуй еще. На час. Не на два пятнадцать.

Александр зарядил еще одну, выстрелил:

– Это была последняя.

– А больше и не нужно. Отлично. Обойму, па.

Снова выброшена пустая обойма, заряжена новая, снова огонь.

Стал ли ответный огонь слабее, или Александр просто оглох? Нет, он не оглох. Он отчетливо слышал сына.

– Черт… Обойму, па.

Но очень скоро у них должны были закончиться заряды.

Рихтер был прав. Десяти тысяч патронов было недостаточно.

Права была Мун Лай. Они готовы были потерять всех людей до последнего, а Александр не желал терять даже одного.

Он должен был удержать их настолько, чтобы Энтони добрался до вертушки. Схватив сына и толкая его от зарослей, Александр начал медленно, задом наперед, выбираться на поляну. И при этом он продолжал стрелять в листву. Получайте, ублюдки. И еще. И еще.

– Энтони! – в отчаянии кричал он сквозь грохот винтов и выстрелов. – Прошу! Можешь ты просто сесть в эту чертову вертушку? Я тебя прикрою! Беги, я за тобой!

– Да, но кто прикроет тебя?

– Стрелок! Тоджо из вертушки! Беги, Энт! Беги! – Он толкал сына, закрывал его своим телом, продолжая стрелять. Наконец Энтони неохотно сдвинулся с места.

Как долго тянулась безумная минута Александра? Сколько он стрелял с максимальной скоростью? Сколько обойм израсходовал, сколько гранат? И сколько у него оставалось? Беги, Энтони, беги! Беги, сынок…

Внезапно Александр замер. Вот только что он стоял, стреляя, а в следующую секунду лежал на земле. Он подумал, что, возможно, на мгновение потерял сознание или просто устал, почему-то лег и не помнил этого. Он не знал, что случилось. «Какого черта?» – пробормотал он и попытался встать. Но даже сел с трудом. Почувствовал, как что-то булькает в его горле. Нахмурившись, он посмотрел вниз – и понял. Кровь текла из его рта на военный жилет, и тут же он стал задыхаться. Он открыл рот, но дышать не мог. Его рот и нос заполняла кровь, он пытался откашляться, восстановить дыхание. Он протянул руку назад, ощупал спину. Обрывки его военной формы вперемешку с кровью и осколками кости остались на его ладони. Эта долбаная пуля прошила его насквозь. Александр был ошеломлен; его взгляд затуманился, он не понимал, где его сын, все ли с ним в порядке, добрался ли он до вертушки, и где он сам, и где саперы… Он ничего не понимал. Он не мог найти свою аптечку, не мог дышать и явно чертовски сильно истекал кровью.

И он запаниковал.

Это был момент, когда его захлестнули страх и тревога, с которыми он не мог совладать, и откуда-то до него донесся мягкий спокойный голос, знакомый голос, безликий… и, как только он услышал его, он сам сказал спокойно и очень громко: «Нет, Татьяна, невозможно. Отойди от меня» – и начал лихорадочно, не видя, нашаривать рюкзак, а ее неумолимый голос шептал: «Александр, возьми себя в руки, не спеши, открой глаза. Просто успокойся и открой глаза. И ты увидишь».

Он пополз назад, на четвереньках, надеясь найти дерево, чтобы прислониться к нему и открыть рюкзак! Но тут его рука скользнула в мешок, вытащила полевой перевязочный набор, и он умудрился одной рукой как-то прижать повязку к груди и потянуть шнур, который затягивал ее автоматически. Такие наборы предназначались для использования ранеными одной рукой. Давящая повязка лучше, чем ничего. Он прижался спиной к стволу, хватая ртом воздух. И тут он снова увидел отчаянное лицо Энтони. «Меня ранило, – хотелось сказать Александру, – но все в порядке, сынок. Прошу… просто сядь в этот чертов вертолет».